Книга Серые пчелы - Андрей Курков

– Да, конечно, подварю! – закивал перепуганный пчеловод. – Обязательно! Я ж в серой зоне живу… У нас там с ремонтом машин проблемы…

Услышав про серую зону, таможенники молча уставились на Сергеича. И кинолог обернулся. И овчарка его перестала обнюхивать прицеп с ульями и тоже обернулась.

– У нас по правилам каждый водитель должен освободить багажник для осмотра, – через минуту произнес неопределенно второй таможенник. Потом перевел взгляд на ульи.

Сергеич сник.

«Это ж сколько из машины вытаскивать! – подумал. – А увидят мед – прицепятся!»

– Ульи будем досматривать? – спросил второй таможенник первого.

Тот обернулся на машины, стоящие под козырьком, взгляд его ожил при виде большого «накрышного» багажника, под которым блестел начищенный, словно для продажи, белый «Лэнд-Ровер Дискавери» с киевскими номерами.

– Нет, не будем, – ответил он. – Пусть сам своих пчел пересчитывает! Вон сколько работы еще! – показал взглядом на джип.

Протянул молча документы Сергеичу.

– Счастливой дороги! – сказал сухо. – В буферной зоне останавливаться запрещено!

От резкого перепада эмоций Сергеич закашлялся. Так закашлялся, что в сердце закололо. Сел за руль, спрятал паспорт и документы на машину в бардачок – скоро ведь снова понадобятся.

Ехал по буферной зоне медленно, обгоняя пеших путешественников. Всматривался в них, думая об Айше. Она ведь тоже где-то здесь. А может, уже и на украинском контроле? Что ее проверять? Паспорт посмотрели, в чемодан заглянули и все – вперед и с песней!

– Ну что, хорошо отдохнули? – спросил с недоброй иронией в голосе украинский пограничник. – С солнцем надо быть поосторожнее!

Он тоже обратил внимание на подгоревшие щеки пчеловода.

Таможенники осмотрели машину без особого интереса.

– Пчел везете? – поинтересовался один, ткнув пальцем в направлении прицепа.

– Да, я ведь пчеловод, – пояснил Сергеич.

– Пчеловоз! – шутливо поправил водителя разговорчивый таможенник и тут же поймал на себе строгий взгляд напарника. Убрал улыбку с лица, замолк.

Выехав с контрольного пункта «Чонгар», Сергеич увидел впереди толпу людей и скопление машин, припаркованных суетно и беспорядочно на обеих обочинах. Ехал медленно, выглядывая Айше. Остановиться было негде. Сзади нетерпеливо сигналили.

Впереди с обочины выехала «Волга», и пчеловод поспешил к освободившемуся месту. Полностью с прицепом он туда не влез, но прицеп с ульями, выступивший почти на метр на асфальт, дорогу не перекрыл.

Оставив машину, Сергеич поспешил назад, туда, где толпа народа стояла. И водители, и те, кого они встречали.

Уже подходя к скоплению людей, увидел Айше. Она пыталась пройти, выбраться из этого «муравейника», но какие-то мужики словно преграждали ей путь. Показалось Сергеичу, что она тоже его видит, из-за плеч этих мужиков, как из-за забора выглядывая.

– Сто гривен до вокзала! – возбужденно убеждал девушку худой бородач в коричневой куртке. – Уезжаем сразу! У меня уже трое в машине сидит, одно место осталось!

– Не сидит у него никого! – заявил конкурент в спортивных штанах и тенниске. – Сядете и будете ждать, пока еще троих не найдет! А у меня уже двое!

Сергеич ледоколом раздвинул таксистов, протянул руку, схватил Айше за локоть и потащил к машине. Точнее – протащил сквозь шеренгу боевых таксистов, а потом просто перехватил ручку ее чемодана и покатил его, подпрыгивающего на камешках и дорожном мусоре, за собой. Айше шагала рядом.

70

Очередь к окошку продажи билетов двигалась быстро.

– До Винницы есть место? – поинтересовался Сергеич.

Седая женщина в сиреневой кофточке по ту сторону окошка щелкнула по клавиатуре компьютера. Уставилась в монитор.

– Странно, но есть, – сказала, не глядя на клиента. – Видно, кто-то сдал… Купе, верхнее, восемьдесят шестой. Вагон пять. Отходит через сорок минут.

– Давайте! – обрадовался пчеловод.

– Паспорт! – потребовала она.

Айше протянула свой украинский паспорт, с виду совсем новенький.

– Двести шестьдесят три гривни сорок копеек!

Девушка передала кассирше две двухсотки.

– А когда он прибывает? – спросил Сергеич. – Мне позвонить надо, чтобы встретили!

– В пять сорок утра, завтра! Семнадцать часов дороги.

– Ого! – удивился пчеловод.

Когда вышли на улицу, он заметил на лице Айше улыбку. И сам обрадовался.

– Ты в Виннице с платформы никуда не отходи! Жена моя тебя встретит, ее Виталина звать, – заговорил Сергеич торопливо, когда они уже у пятого вагона остановились. – Если что, вот ее телефон…

Айше занесла чемодан и рюкзак в купе, опять вышла на платформу.

– В поезде не бойся, у нас пассажиры нормальные, – Сергеичу почему-то хотелось успокоить девчушку перед долгой поездкой.

– Там одни женщины, – сообщила она, словно сама хотела успокоить пчеловода. – Все будет хорошо.

– Чай, обязательно чай у проводника заказывай! Они делают! У них кипяток всегда есть!

Девушка кивнула.

– Дєвушка, сідайте вже! – кругленькая, похожая на матрешку проводница явно обращалась к ней.

В глазах у молодой татарки снова блеснул страх, она посмотрела на Сергеича с болью, будто родственниками они были, которых насильно разлучают. Он и не заметил, как обнял девчушку, прижал к себе.

– Ну шо ви, як назавжди! – почти возмутилась проводница. – Швидко, потяг не чекатиме!!!!

– С первой платформы отходит поезд 86 Новоалексеевка – Львов! – прогремело над вокзалом.

И Сергеич отпустил Айше.

Поезд вильнул последними вагонами и остался пчеловод один на платформе. Его шатнуло, будто это он сейчас ехал на поезде, а не Айше. Горечь в душе появилась. Горечь и сожаление, будто он что-то не так сделал, будто это он сам от поезда отстал.

– Черт, – прошептал, и вытер тыльной стороной ладони глаза. Показалось, что плачет.

Позвонил Виталине. Сообщил время прибытия и номер вагона. Описал Айше, чтобы легче узнать было.

– Что это с тобой? – спросила бывшая жена обеспокоенно.

– А что?

– Голос у тебя дрожит! Плачешь, что ли?

– Устал, – выдохнул Сергеич. – Спал мало, на границе нервы попортили…

Она молчала. Он слушал ее молчание, доносившееся издалека, из самой Винницы, до которой отсюда семнадцать часов дороги! И сам молчал, не зная, что еще сказать.

– Ты сам-то приедешь? – спросила она вдруг и голос ее прозвучал нежно, как когда-то, до и после свадьбы звучал.