Книга Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Веселье царило и возле нового высотного здания Московского университета на Ленинских (Воробьевых) горах. В большом корпусе общежития впервые у каждого студента была своя комната. Хотя охрана старалась не пускать туда гостей, все рано студенты приводили к себе иностранцев. Там возникали горячие импровизированные дискуссии на политические темы, приносилось вино, происходило много объяснений в дружбе и любви, а где зарождается атмосфера любви, там каждый вечер случается и горячий быстрый секс.
Но на веселье нужны деньги, русские рубли, а у делегатов их было мало. Московские валютчики лихо и выгодно меняли рубли на западную валюту. Советский рубль не был конвертируемой валютой, официально все годы советской власти один доллар был приравнен к десяти рублям, но настоящее «рыночное» соотношение было около ста рублей за доллар. Возле университета, в темных аллеях и в глухих переулках валютчики предлагали за доллар пятьдесят, а то и сто рублей. Приезжим гостям это было в пять — десять раз выгодней. Некоторые валютчики обманывали доверчивых молодых американцев, англичан и французов. Делали они это так: договариваясь, показывали иностранцу перевязанную большую пачку рублей, а при обмене ловко подсовывали вместо нее так называемый «кирпич» — внутрь такой же связанной пачки рублей был для объема и веса заложен камень.
Иностранец разворачивал дома пакет и застывал от удивления.
* * *
Фестиваль стал для советской молодежи взрывным событием. Изо дня в день пребывая в непривычно приподнятом настроении, молодые москвичи с удовольствием познавали радость и вкус свободной любви. Десятилетиями их воспитывали в пуританском лицемерии, и теперь они впервые без ограничений отдавались откровенным любовным играм. Московские девушки охотно висли на иностранных ребятах, было интересно сравнить их с русскими парнями. Объятия и поцелуи в темных аллеях парков — царила безмолвная (знания языков-то не было) атмосфера любви. И хотя девушек ограничивал привычный страх забеременеть, постепенно распространился слух: иностранные парни носят с собой презервативы, да не простые гондоны, как у нас, а с разными усиками и другими штучками для усиления возбуждения — и тогда получается самый лучший секс!
Конечно, примешивался и дух меркантильности, девушки отдавались за джинсы, капроновые чулки и другие шмотки, но чаще всего просто из любопытства.
Молодых русских парней привлекали иностранки в обтягивающих джинах или невиданных до сих пор мини-юбках. Но совсем уж удивительным было то, с какой легкостью и смелостью иностранки соглашались на секс и как много умели. Такой свободы сексуального поведения русские парни не ожидали. А дело было в противозачаточных пилюлях, о которых в Советском Союзе еще не подозревали. В США и западных странах молодые женщины все чаще пользовались ими. Кроме того, очень осторожные иностранки все-таки носили с собой презервативы, подобранные по своему вкусу, и без слов, изящно и ловко натягивали их на пенисы своих случайных партнеров.
Свобода секса была одним из самых больших открытий для советской молодежи. Она распространилась в 1950-е годы во всем мире, ее поддерживало искусство, особенно новая, раскрепощенная литература и эротические (да и порнографические) фильмы. В США в 1953 году была издана книга Альфреда Кинси «Сексуальное поведение женщины» (Kinsey Alfred С. Sexual Behavior in the Human Female). Идея была в уравнении сексуальной дозволенности: то, что можно мужчинам, то должно быть дозволено и женщинам. Книга сразу стала бестселлером и практическим руководством во всем западном мире, но в России о ней не знали.
* * *
Все дни фестиваля сверхактивный Моня Гендель старался не пропустить ничего интересного, бывал на выступлениях делегаций, на общественных встречах, а чаще всего на улицах и в парках, с толпой.
После закрытия фестиваля он обсуждал его с Алешей.
— Алешка, то, что я повидал, — это чудо! Главное, что нашей молодежи впервые довелось увидеть людей, непохожих на советских. Я тебя уверяю, в нашу молодежь хоть частично переселится дух времени и останется с ней как дар фестиваля. Хрущев задумал его как показуху, хотел произвести впечатление на незрелую иностранную молодежь. Они теперь станут разносить по всему свету, что жизнь в России — это сплошной праздник. Но главного Хрущев не предвидел: от контактов с миром в среде нашей молодежи впервые наступит пробуждение. Нам нужна революция. Кое-что от этих впечатлений в наших останется.
— Что, например, останется?
— Главное — свобода человеческого поведения. Останется вкус к современной западной музыке, к свободной любви, которой у нас до этого не знали. Останется вкус к вольным танцам вроде рок-н-ролла. Ну, останется, конечно, страсть к джинсам и кедам, какие носят во всем мире. Постепенно войдут в моду мини-юбки. Эти мини-юбки расшевелили немало членов у наших ребят. Увидишь, теперь все девки захотят носить такие же, а то и еще короче.
Алеша улыбнулся:
— Эти мини-юбки и меня вдохновили, я сочинил стишок:
Алеша подождал, пока Моня отсмеялся, и продолжил:
— Я тоже думаю, что теперь начнет расти новое поколение, более свободное, более устремленное к западному влиянию — поколение шестидесятых.
А Моня, все еще смеясь, добавил:
— У меня есть еще предвидение: через девять месяцев от фестиваля нам достанется и кое-что другое.
И действительно, через девять месяцев в московских родильных домах вдруг стали появляться черненькие новорожденные. Смущенные и растерянные матери охотно отдавали их на воспитание в детские дома.
Тогда Моня сказал:
— Видишь, Алешка, шел бы фестиваль подольше, Москва сильно почернела бы.
* * *
Закрытие фестиваля было очень пышным, на нем впервые исполнили песню «Подмосковные вечера», вся страна любовалась на красивый молодежный праздник.
Но очень скоро Москва вернулась в русло суровой действительности, прилавки магазинов сразу опустели, на рынки вернулись непрописанные торговцы кавказской и азиатской наружности, улицы обрели свой прежний серый вид, в общественных туалетах опять воцарились вонь и грязь. Люди опять часами стояли в длинных очередях, которые уже больше никто не разгонял.
Многие роптали: «Что ж это, как иностранцам, чтоб с показухой, так все было. А как русским людям — так ничего нет, опять страдай!»
Надежды на улучшение жизни становилось все меньше. «Голос Америки» сообщал, что Россия увеличила закупки зерна в Америке до тринадцати миллионов тонн в год, заплатив золотом из неприкосновенных государственных фондов. Правительство Хрущева вынужденно было сделало это, чтобы предотвратить грядущий голод. Хотя в России об этом не и писали, но люди передавали из уст в уста: «Дохозяйствовались! Раньше-то царская Россия хлеб по всему миру продавала, а теперь Советская Россия закупает зерно за золото, к Америке на поклон ходит», «Вот, Хрущев ругал Сталина, доклад про него делал. А при Сталине-то продуктов в магазинах больше было, да он, как-никак, хозяин был».