Книга Пятое Евангелие - Йен Колдуэлл

Я поднял руку, чтобы остановить его.

– Уго, нельзя делать такие поспешные выводы. Не забывайте о географии. Татиан писал в Эдессе. Если плащаница находилась там, он ее видел. Но Иоанн писал не в Эдессе. Как бы он увидел плащаницу?

Прежде чем ответить, Уго отошел к книжному шкафу и достал свернутую карту. На ней изображалась древняя Сирия, от средиземноморского побережья до Евфрата и Тигра. Уго ткнул указательным пальцем в хорошо знакомую точку.

– Город Антиохия, – сказал он. – С большой вероятностью здесь было написано Евангелие от Иоанна. – Палец передвинулся на дюйм вглубь суши. – Город Эдесса. Где находилась плащаница. – Он поднял на меня глаза. – Дружественные города. Если бы плащаница прибыла в Эдессу около тридцатого года нашей эры, новость донеслась бы до Антиохии намного раньше девяностого года.

– Уго, мне кажется, это слишком смелое предположение, – покачал я головой.

– Почему? У нас масса исторических свидетельств, показывающих, что эти два города обменивались новостями.

Я нервно поерзал в кресле. Иоанн действительно включил в текст Евангелия новый материал – отголоски гностических идей и языческих философий и новое, христианское отношение к иудеям. Но Уго предлагал иное, нечто гораздо хуже: он заявлял, что Евангелие от Иоанна так же пронизано личными предрассудками и местным колоритом, как Диатессарон. Проблема лежала не в географии, а в личности. Татиан был блестящим, но эксцентричным одиночкой, человеком, который все дальше и дальше отходил от магистральной линии христианства. Он изменил текст Евангелий, чтобы они совпадали с воззрениями его секты. Автор Евангелия от Иоанна, кем бы он ни был, – гений философии, который обратил свою мысль на нечто новое и неизмеримо более высокое. Нечто крайне важное для всех христиан. На незримую истину о Боге.

– Пожалуйста, поймите, я это взял не с потолка, – сказал Уго. – Попытайтесь не поддаваться эмоциям. Это верифицируемая гипотеза – авторы как Евангелия от Иоанна, так и Диатессарона знали, что один из учеников Христа привез плащаницу в Эдессу, и отметили это в своих произведениях.

– Тогда давайте верифицируем эту гипотезу, – сказал я. – Говорит ли Иоанн, что на погребальном полотне имелось изображение? Нет. Говорит ли об этом Диатессарон? Нет. Говорят ли Иоанн или Диатессарон, что плащаницу привезли из Иерусалима в Эдессу? Нет. Гипотеза является ложной.

– Святой отец, – укоризненно покачал головой Уго, – вы сами понимаете, что это натяжка. Оба автора не стремились убедить нас, живущих две тысячи лет спустя, в том, что им казалось очевидным. Смешно им поднимать шум вокруг плащаницы, если все и так знают, что она в Эдессе. Так же смешно, как если бы вы или я подняли шум вокруг существования базилики Святого Петра.

– Тогда что вы пытаетесь доказать?

– Необходимо искать аллюзии. Несколько добавленных подробностей, чтобы Евангелия подтверждали то, что в Эдессе и Антиохии и так знал каждый.

– И что это за аллюзии?

– Прежде чем я отвечу, скажите мне вот что: после того как ученики нашли плащаницу, кому, как вы думаете, ее отдали на хранение?

– Не знаю. Думаю, стала общинной собственностью.

– Но ученики разошлись по всему миру, неся людям Евангелие. Кто из них должен был получить во владение плащаницу?

– Надо подумать. Евангелия об этом не говорят.

– Разве? А я бы предположил, что у Иоанна имеются на это намеки.

Он подождал, давая мне время на отгадку.

– Насколько хорошо вы помните историю о Фоме неверующем? – спросил он.

– «Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец, не был тут с ними, когда приходил Иисус, – процитировал я. – Другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю. После восьми дней опять были в доме ученики Его, и Фома с ними. Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим. Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой! Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие».

– Превосходно, – сказал Уго. – Теперь я спрошу у вас вот что: приводит ли историю о Фоме неверующем какое-то другое Евангелие?

– Нет. Похожая история есть у Луки, но подробности разнятся.

– Верно. Лука говорит, что Иисус появился после своей смерти и все апостолы испугались. Но Фому он не упоминает. И не заостряет внимание на одной странной вещи: чтобы подтвердить собственные слова, Иисус показывает следы гвоздей и рану от копья. Так зачем эти подробности добавляет Иоанн? Создается впечатление, что он взял рассказ Луки, а потом добавил туда Фому и раны.

Я создал монстра. Человека, который теперь умел анализировать Евангелия, как священник, и подвергать их проверке, как ученый. Вопросы были совершенно правильными. Чем отличаются евангельские повествования? Что означают эти различия? Если история не основана на достоверных событиях, то для чего она приводится? Но вместо того, чтобы поддержать Уго, я сказал:

– Не знаю.

Уго подался вперед.

– Помните, вопрос, который я вам задал? О том, кто из учеников получил плащаницу? Я думаю, что эта история – ответ.

– Вы считаете, плащаницу получил Фома?

Он встал и показал на карту древней Эдессы, висящую на стене.

– Это здание, – сказал он, постукивая по стеклу над какой-то точкой, – самая древняя церковь в Эдессе. Построена после смерти святого Фомы для его мощей. Отец Алекс, Фома там был! Позднейшие записи позволяют сделать вывод, что он отпра вил чудотворный образ царю. Я хочу сказать лишь, что Евангелие от Иоанна это подтверждает. Его автор знал эту историю и добавил ее в текст.

– Уго, – прищурился я, – есть и другие причины, по которым Иоанн мог включить в текст историю о Фоме.

– Верно. Но процитируйте мне еще раз начало истории о Фоме неверующем.

– «Фома же, один из двенадцати, называемый Близнец…»

– Стоп! – воскликнул Уго. – Вот оно, именно то, что нужно! Фома, называемый Близнец. Почему Близнец?

– У него было такое прозвище.

– Чьим он был близнецом?

– Евангелия умалчивают.

– Однако Евангелие от Иоанна всегда определяет этого человека как «Фома, называемый Близнец». Не странно ли все время называть кого-то близнецом, не объясняя, чей он близнец?

Я пожал плечами. Иисус роздал много прозвищ. Симон превратился в Петра, «Камень». Иоанн и Иаков – в Боанергеса, «Сынов Грома».

– Но история становится еще более странной, – продолжал Уго. – Как вы, без сомнения, знаете, прозвище «Близнец» – не единственный непонятный факт, касающийся Фомы. Не менее странно само имя «Фома».