Книга Королева Брунгильда - Брюно Дюмезиль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы спасти себе жизнь, Эгидий решил сменить оборонительный рубеж и признать себя виновным: «Не медлите высказать свое мнение о моей вине, — сказал он. — Ведь я знаю, что обречен на смерть по обвинению в нарушении верности его величеству, поскольку я всегда поступал во вред королю Хильдеберту и его матери». Смертный приговор действительно был бы вынесен, если бы судебная процедура была уголовной, но Брунгильда заранее позаботилась, чтобы решение выносил канонический суд. Поэтому Эгидий был просто снят с должности, отлучен и выслан в Страсбург. Григорий Турский утвердил отлучение человека, который семнадцать лет назад посвятил его в епископы. Вообще галльские прелаты покидали Мецский собор с облегчением: один из их коллег был отрешен, потому что показал себя недостойным, но никто не посягнул на епископский сан, приговорив этого человека к смерти. Они без возражений согласились посвятить Ромульфа в новые епископы Реймские: все знали, что сын герцога Лупа — союзник Брунгильды, но все-таки это был священник и потомок святого Ремигия. Королева-мать не вынудила их посвятить невесть кого вопреки каноническому порядку.
Судьба Эгидия наглядно демонстрирует политику Брунгильды в междоусобных войнах. Королева соблюдала формальности и, в отличие от Фредегонды и даже от Гунтрамна, похоже, не верила в назидательный характер смертной казни. Магнаты, признававшие свои проступки, всегда получали пощаду, потому что могли когда-нибудь оказаться полезными. Без суда Брунгильда расправлялась лишь с немногими врагами; но эти люди несомненно нашли бы что сказать, если бы их отдали под суд.
Гунтрамн не желает сходить со сцены
Процесс Эгидия встревожил Гунтрамна. Король Бургундии, конечно, не испытывал никаких симпатий к епископу Реймскому, который побывал союзником и Хильперика, и узурпатора Гундовальда. Но его ссылка означала, что в Австразии, где одна задругой были подавлены разные партии, у Брунгильды отныне развязаны руки. Кстати, королева начала испытывать реакцию Гунтрамна, устраивая отдельные вылазки. Около 590 г. она, похоже, сумела мирным путем присоединить Турне, воспользовавшись политической ошибкой Фредегонды, обидевшей жителей города.
В 591 г. старый король Бургундии решил, что пора уравновесить силы в Regnum Francorum в пользу Нейстрии. А ведь сын Фредегонды, Хлотарь II, которому уже исполнилось семь лет, все еще не был крещен. Поскольку Гунтрамн когда-то обещал стать его крестным отцом, он направился в Париж, чтобы провести эту церемонию.
Столица еще оставалась неделимой, но крещение маленького нейстрийского государя предоставляло королю великолепный повод показать себя. Чтобы его въезд не выглядел провокационным, король Бургундии взял с собой епископов Этерия Лионского, Сиагрия Отёнского и Флава Шалонского. Гунтрамн с самым елейным видом направился в Рюэйский дворец и велел подготовить баптистерий в Нантере, в самом месте рождения Женевьевы, святой подруги Хлодвига. Брунгильда прислала послов, чтобы выразить протест: становясь крестным отцом — духовным, но вместе с тем политическим — Хлотаря II, Гунтрамн нарушал дух Анделотского пакта. Король Бургундии ответил, что в букве договора 587 г. нет ничего, что запрещало бы ему этот поступок, напротив, так повелевает ему христианское благочестие. Брунгильда несомненно поняла, что Гунтрамн усиливает Нейстрию, чтобы предохранить себя от слишком могущественной Австразии. Но она не могла ничего поделать.
В Рюэе и в Нантере король Бургундии блестяще сыграл роль в пьесе, сочиненной им самим. Дядя воспринял племянника от крещальной купели и официально нарек его Хлотарем. По этому поводу он публично выразил пожелание: «Пусть дитя растет и будет достойным этого имени, пусть обладает такою же силою, какой некогда обладал тот, чье имя он принял». Хотел ли Гунтрамн этим сказать, что его племянник должен стать «знаменитым своими сражениями», что на франкском языке означало имя Chlot-har? Или что он призван унаследовать весь Regnum Francorum, над которым одно время царствовал Хлотарь I? Формулировка получилась двусмысленной, и так несомненно было задумано. Во всяком случае, она показывала, что юный монарх признан своим дядей в качестве законного короля Нейстрии. Второй знак в заблуждение не вводил. Во время обмена жестами мира Гунтрамн пригласил крестника на пир и преподнес ему дары; потом, через несколько дней, уже мальчик пригласил его к себе и в свою очередь передал подарки. Король Бургундии публично представил Хлотаря II как равного себе, точно так же как в свое время признал Хильдеберта II полновластным государем, когда тот стал совершеннолетним. У обеих сцен была еще одна общая черта: в 585 г. Гунтрамн не пригласил Брунгильду на церемонию возведения сына в королевское достоинство, а в 591 г. Фредегонда, похоже, не присутствовала на крещении сына[96]. В обоих случаях король Бургундии пытался взять под контроль племянников, оттеснив их матерей.
* * *
Перед нантерским баптистерием король Бургундии совершил последний громкий публичный жест — жест мира в том смысле, в каком его понимали Меровинги, то есть рассчитанный на достижение равновесия сторон. Тем не менее, несмотря на все усилия, Гунтрамн не смог помешать медленному восхождению Брунгильды к власти. С 590 г. королева-мать контролировала все ключевые посты в администрации королевства Австразии. Но еще раньше ей удалось показать себя настоящей повелительницей Regnum Francorum на международной арене.
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА (575–592)
«Династия королей, мать высшего ранга, окруженная славным и почтительным поясом князей, в Галлии ваша кровь, в Испании — плод вашего чрева, здесь царствует ваш сын, там правит ваша дочь». В середине 580-х гг. Венанций Фортунат имел полное право изображать свою покровительницу матерью и бабушкой варварской Европы. Однако этот триумф был парадоксальным, поскольку Брунгильда стала крупной фигурой в большой средиземноморской политике даже прежде, чем упрочила свое господство над Австразией. Такая асимметричность власти не обязательно была невыгодной, ведь королева часто умела использовать осведомленность во внешней политике для того, чтобы укрепить свое положение внутри Regnum Francorum.
А ведь с 570-х по 590-е гг. австразийской канцелярии приходилось рассматривать сколь многочисленные, столь и сложные дела. Европейское равновесие оставалось шатким, и в целом с тех пор, как король Атанагильд отдал руку дочери Сигиберту I, ничто по-настоящему не изменилось: вестготы хотели отбить Картахену у византийцев, Меровинги зарились на Северную Италию, а император старался стабилизировать положение на отвоеванных землях. Треугольник, который образовали Пиренейский полуостров, Италия и франкский мир, оставался главной фигурой римско-варварской политики. Брунгильде следовало в свою очередь применить таланты для решения этой сложной геометрической проблемы, прежде чем мало-помалу выводить франкский мир за пределы чисто средиземноморской геостратегии.
Италия как осиное гнездо (575–582)
