Книга Ключ - Наталья Болдырева

— Ну? — Алан жадно слушал, явно не заметив так насторожившего меня факта. Что же это за морок такой, спросил я себя, глядя в ставшее совсем юным лицо напарника. Сорокалетний Изот выглядит старше, чем Марк в свои как минимум семьдесят. Вспомнились вдруг слова Калкулюса о том, что ведьма наверняка была любовницей генералиссимуса. «А ведь Калкулюс по крайней мере так же стар!» — это давало некоторый простор для исследований. Обо всём можно было расспросить гнома. Я встряхнулся, возвращаясь к насущным проблемам.

— Да… Так вот, будь уверен, любая новость, полученная от Марка, любая оказанная им услуга против него же и обернётся. А Марк олицетворяет собой армию.

— Что же делать? — Алан был действительно растерян.

— Армии нужны новые лица, — сказал я решительно, молясь всем богам, чтобы слова мои не были истолкованы превратно. Но Алан кивнул, соглашаясь.

— Идти должны мы, и прямо к королю. — От этих слов я схватился за голову.

— Алан! Алан! Ну, остановись ты на минутку, — он послушно встал, — остановись и подумай. Кто к нему пойдёт? Мы? Мелкопоместный дворянчик и грабитель, вчера ещё приговорённый к эшафоту? С чем мы пойдём? Чем докажем наши слова?.. Пытками?

Это был верный вопрос. Кровь схлынула с его лица, а глаза распахнулись от ужаса.

— Что же делать? — повторил он совсем беспомощно.

— Ждать, — ответил я как мог веско. — Ждать и готовиться.

— Очень умно! — это были первые слова воина, когда он распахнул дверь в подвал ведьминого дома. Он стоял в проёме на верхней ступеньке лестницы и в неверном свете чадящего факела пытался рассмотреть причину вдруг свалившихся на него бед.

Девушка поднялась ему навстречу с груды сваленных в угол старых корзин. Вид у неё был несколько растрёпанный, в белых волосах застряли щепы высохшей от времени лозы. Она щурилась на неяркий свет факела. Анатоль присоединился к ней через минуту. Марк с едва сдерживаемой злостью оглядел обоих.

— Поднимайтесь! — бросил он и прошёл в кухню.

Там уже не было ни ктрана, ни гвардейцев, разделочный стол был пуст. Воин занял единственный пригодный для сидения предмет — почерневшую дубовую бочку. Девушка встала за стол, сложив руки поверх столешницы. Анатоль обнял её за плечи.

— Ты, что ли, тот самый студент? — спросил Марк, внимательно оглядев помятый камзол и морковно-рыжие локоны.

За него кивком ответила Нинель. Воин проигнорировал её ответ, смотрел прямо на Анатоля, пока тот не промямлил «да», не вполне понимая, о чём его спрашивают, но явно узнав главнокомандующего. Воин потёр вновь разболевшийся висок.

— Хочешь сказать, что ты её любишь? — не глядя кивнул он на девушку, и та, вспыхнув, спрятала лицо в ладони.

— Да, — повторил Анатоль чуть более уверенно и погладил Нинель по волосам. — Чего он хочет, милая? — шепнул он ей на ухо, и Марк хлопнул по столу раскрытой ладонью.

— Я разговариваю с тобой! — Молодой человек нахмурился, крепче обнял девушку, прижав её к себе. — Итак, ты любишь белую, как мышь, уродину с кроваво-красными глазами?

Она заплакала, наконец. Тихо, беззвучно, судорожно вздрагивая всем телом. Молодой человек побледнел как полотно, став вдруг копией своей подруги. «Он не видит, — обрадовался вдруг Марк, — не видит её уродства!» Ему сразу же стало легче, отпустила пульсирующая боль.

— Что вы такое говорите? — Анатоль отвечал, заикаясь, бледно-зелёные глаза стали бесцветными. — Что вам нужно от нас? — Он наверняка никогда раньше не сталкивался лоб в лоб с людьми столь высокопоставленными, был безумно напуган и всё же смотрел прямо.

— Чтобы вы исчезли. Оба. — Марк почувствовал, что безумно устал, он не спал уже несколько дней кряду.

— Матушка узнает, — девушка отняла руки от заплаканного лица.

— Как? — удивился Марк.

— Ей стало плохо ночью, и я оставила с ней свою кобру. Ты… не сердишься? — Она всё ещё выглядела виноватой, но и не могла скрыть своей радости.

— Конечно, нет, — ответил воин мягко, не желая признаваться, что успел уже проклясть всё на свете, и дело всей его жизни поставлено под угрозу. «Пусть уходит и будет счастлива», — подумал он.

Он проводил их до двери. Девушка всё щебетала, рассказывая изумлённому Анатолю, как хорошо и весело будет им жить вдвоём на новом месте, Марк не перебивал её. Лишь на пороге повторил:

— Исчезните ненадолго. Придумай предлог, не появляйся пока в Университете, — сказал он юноше и подмигнул обоим, — устройте себе медовый месяц.

Девушка зарделась и порхнула с крыльца, оставив на щеке Марка след поцелуя и мимолётный шёпот:

— Спасибо, воин.

Ход в дом ведьмы был заказан ей.

Всё утро Эдель не вылезала из постели, скованная неопределённостью. Она не знала, кто из Тринадцати отразил удар, и всё никак не могла решить, кого же искать ей в городе? Не ведьму — её ждала Рокти. Не юродивого — он сам находил всех, кто был ему нужен… как, впрочем, и Тринадцатый. Не горбуна Зора — она никогда не любила пожирателя мертвечины. Его суть отталкивала. Оставались старуха и девушка. Но ей не хотелось идти и к ним, мать и дочь всегда держались особняком.

И Эдель задумчиво поглощала приготовленный Сирроу завтрак, глядя, как друг читает, сидя у приоткрытого окна, рядом с цветами герани и листьями папоротников. Оборотень самостоятельно вырастил эти комнатные растения и не забывал ухаживать за ними.

— Сирроу, — позвала она жалобно, когда солнце поднялось над крышами домов и белыми пятнами легло на пожелтевшие страницы. Он заложил страницу пальцем и подсел к Эдели. Она, брыкнув голыми ногами, взобралась к нему на колени. — Что мне делать?

— Я бы нашёл того, чьё прикосновение мы почуяли нынче ночью. Но время уже упущено, он наверняка очнулся и успел уйти.

— Знаю, — ответила она тоскливо, и он отложил книгу в сторону, укутал Эдель в одеяло и обнял, как ребёнка, она целиком утонула в его руках. — Я боюсь, Сирроу. Мы ждали так долго, готовились, были уверены, что всё пройдёт гладко… Когда я потеряла его в лесу, это был Путь. И тот, чьё прикосновение мы отразили ночью… тоже Путь!

Он начал тихо раскачиваться, баюкая её.

— А хочешь, останемся здесь? Я посижу с тобой, пока ты заснёшь, и не стану никого пускать до самого вечера, а ночью — уйдём в леса, освободим ему его дорогу, и ничто больше не будет тревожить нас? — Слова переходили в речитатив, и она почти уснула, слушая. Утро, проведённое в душевном смятении, дало о себе знать.

— Нет, — пролепетала она сонно, — вы столкнулись. Дважды. Ты — тоже Путь. — Маленькая ладошка провела по трёхдневной щетине и упала безвольно.

— Я Путь? — переспросил Сирроу, замерев, и девочка проснулась.

— Мне так кажется. — Её глаза вновь стали ясными, сбросив морок волчьей колыбельной. Она соскользнула с его коленей, кутаясь в одеяло и поджимая зябнущие пальцы, ушла за ширму, одеваться. — А Марк говорит, будто я никогда не ошибаюсь, потому что умею видеть!