Книга Черные минуты - Мартин Соларес

Я не на приеме у психоаналитика, чтобы делать какие-то признания. Ничего жареного и пикантного я тебе не предложу, как бы тебе ни хотелось. Как по мне, это извращение. Я вполне мог умереть, прошел через огонь и воду, я даже не надеялся выжить, но зато я обрел нечто, способное изменить мою жизнь. Тебе, наверное, плевать. Всё, что тебя интересует, — спал ли я с девчонками из социальной службы, ну и где я пропадал все это время. Право, я сожалею: я не с этого начну рассказ. Словом, если хочешь знать, что же произошло, сиди тихо, слушай меня внимательно и не перебивай.

Пока я калека и хожу с трудом. Все болит: ноги, грудь, шея, ребра, особенно ребра. Вот почему я и сижу на диване перед выключенным телевизором. Если я тебе это говорю, то лишь потому, что думаю о нашем будущем. А сейчас сиди тихо и не перебивай меня.

То, что говорили про меня по телевизору и писали в газетах, — полная чушь. Я больше не хочу это обсуждать. В этом смысле я как Ранхель. Наверное, тебе знакомо это имя. Винсенте Ранхель по прозвищу Музыкант.

Помнишь, с чего все началось? Мне поручили дело. Я не хотел за него браться, но пришлось. А потом я прикипел к нему и не мог бросить расследование, хотя дело у меня уже забрали. Так я и загремел в больницу. Как мне сказали, что я очнулся через день после аварии. Тело не слушалось, я даже не понимал, где нахожусь. Мне кололи обезболивающие, и я спал как сурок, просыпаясь лишь изредка. Было ощущение, что я заново родился и мне нужно учиться ходить и говорить. В этом нет ничего странного. Обычное дело после тяжелой аварии. Этот мерзавец, сынок Кочилоко, чуть не задавил меня насмерть. Но мне повезло, и я выжил. А ему повезло меньше.

Помню, в первый день какая-то птица все верещала под больничным окном. Просто жуть как надоела. Может, кому другому на моем месте это и понравилось бы, но только не мне. Я хотел спать, и точка. «Подожди, сволочь, — сказал я ей, — сейчас я встану и прихлопну тебя». И проснулся. Ни встать, ни повернуть голову. На шее — тугой корсет. И рядом сидит Толстый Волк. «Что за черт, — подумал я. — Стоит открыть глаза, так сразу видишь какое-нибудь непотребство. Лучше б я сдох».

— Извини, — сказал я ему, — я очень хочу спать.

— Ты не отвертишься, Кабрера, — сказал он. — Убили Весельчака, и ты один из подозреваемых.

— Как это? — опешил я. — Что стряслось?

И он рассказал мне, что агент Руфино Чавез Мартинес, более известный как Весельчак, каждую пятницу ездил в бар в Сьюидад-Мадере, всякий раз оставляя там несколько тысяч песо. Хозяин и официанты, понятное дело, души в нем не чаяли. Да, сеньор, пожалуйста, сеньор, к вашим услугам, сеньор, — и все такое. Зная его вкусы, менеджер специально заказывал выпивку за границей. «Что у тебя сегодня, Тоторо?» — «Шотландский виски, выдержанный в дубовой бочке, сеньор». Или: «Несколько бутылок ирландского двенадцатилетней выдержки».

Весельчак приезжал с девочками, меняя их как перчатки. Обычно они пили в баре часов до восьми, а затем перемещались в мотель по соседству. Все знали его привычки. Весельчак отличался постоянством.

И вот в прошлую пятницу Весельчак приехал, сел за стол, и не успел сеньор Тоторо поприветствовать его, один из официантов принес ему и спутнице по текиле. «Подожди, я не заказывал, — сказал Весельчак. — Это вам передал вон тот сеньор в соломенной шляпе, что сидит в углу за колонной». Говорят, что Весельчак пошел выяснять, кто это такой, да того и след простыл. Тогда он, предупредив менеджера и девицу, что скоро вернется, вышел поискать его на улице. С тех пор его никто не видел.

— Так что давай признавайся, говнюк, колись. За каким хреном ты его замочил?

— Да ты рехнулся, жирдяй! — заорал я. — Как я мог его замочить, если я в это время валялся в отключке? Меня грузовик переехал, дебил ты!

— Кто б тебя не переехал, все знают, что ты первый враг Весельчака. И что шеф хочет тебя уволить, потому что ты псих и чуть не грохнул его прямо в отделе.

— Это я его чуть не грохнул? Да это он меня искалечил — все видели!

— И что ты скандалишь с женой…

— А это вообще никого не касается! Я что — под арестом?

— В смысле — под арестом? Ты под защитой. Прокурор велел охранять тебя, чтобы кто-нибудь тебя тут не грохнул. А желающих полно. Например, Кочилоко. Знаешь, кому ты обязан тем, что я тебя тут сторожу? Сеньору Рубену Бланко. Он поднял всех на уши, потому что верит, что ты единственный коп, который может найти убийцу его сына. Вот меня и приставили к тебя в няньки.

— Где ты раньше был, когда Весельчак перебил мне ногу кастетом?

— Слушай, ну это дело прошлое… Кстати, твоя старушка в коридоре ошивается. Позвать ее?

— Валяй зови.

Ты явилась с таким холодным, равнодушным выражением, что я сказал:

— Спасибо, что пришла. Но я правда очень устал и хочу спать.

— Ты не хочешь, чтобы я осталась?

— Признаться, нет. Тебе, наверное, не до меня.

Я помнил, как странно ты вела себя в последнее время. Будто у тебя есть кто-то на стороне. Не спорь, такое было впечатление. Потом мне принесли какую-то кашу, сок, и ты ушла.

— Вы еще что-нибудь хотите? — спросила медсестра.

— Воды. Жутко хочется пить.

Следующим пришел Бедуино. Вот уж кому я совсем был не рад, потому что всегда презирал этого лизоблюда. Он увидел мой ошейник и говорит: «А что, тебе идет, Макетон». Ну я схватил стакан с водой и плеснул ему в рожу. Он утерся, сказал «пока» и свалил.

В тот день были и другие посетители. Рамирез, считавший меня героем, и очкарик Коломба. Рамирез сказал:

— Поздравляю, маэстро, ты произвел революцию! Прокурор собирается с тобой обсудить одно дельце. Ему нужен честный коп на посту шефа полиции. Похоже, тебя наконец оценят по заслугам.

— Да ну? Правда, что ли?

— Да, Рамон. Вы его первый кандит, — поддержал Коломба, глядя на меня с восхищением.

Черт подери, да я кумир молодежи! Я даже повеселел.

— А где Роза Исела? Почему она не пришла поддержать несчастного калеку?

— Она пока не может прийти, но шлет тебе приветы, — сказал, помявшись, толстяк Рамирез.

— Ей Камарена всех затмил, — сообщил Коломба. — Она теперь с ним встречается.

Сукин сын этот Камарена. Стоило мне на пару дней выйти из строя, а он тут как тут!

Я не слышал, что говорит Камарена, я и впрямь был весьма огорчен. Но при слове «дискета», я встрепенулся:

— Что?

— Я, говорю, смог открыть дискету.

— И что же?

— Ну и ничего. Там был отчет, который написал убитый Бернардо.

— Ты уверен?

— Абсолютно, сеньор. Мы его распечатали.

— Да ты что! И где он?

Он достал из портфеля толстенную пачку бумаги в спиральном переплете и подал мне.