Книга Мужчины свои и чужие - Кэти Келли

– Приехал посмотреть на тебя, Ханна, – сказал Гарри с таким видом, будто вполне естественно как ни в чем не бы­вало явиться к женщине, которую ты бросил полтора года назад ради путешествия в поисках себя самого.

– Все, увидел. Теперь убирайся, – заявила она, направ­ляясь к своей машине.

– Ханна, не надо так! Знаешь, нельзя просто так, за здо­рово живешь, выбросить десять лет.

Она с ненавистью уставилась на него.

– Это мой текст, Гарри. Если я правильно помню, ушел ты. Теперь можешь это сделать снова – уйти из моей жизни. И не смей появляться рядом со мной, иначе я заявлю в поли­цию!

Кипя, как вулкан Этна, она подошла к своей машине, от­крыла дверцу и швырнула внутрь портфель. Гарри шел за ней и остановился за спиной. Она знала, что он стоит с безвольно опущенными руками – он всегда так делал, когда оказывал­ся в сложном положении. Но Ханна проигнорировала его, поражаясь кипящей в ней ненависти. Такое впечатление, что в нем соединились Гарри и Феликс, и было непонятно, к кому относится львиная доля бурлящей в ней ярости.

– Ханна, – снова сказал он, на этот раз нерешитель­но, – подожди, поговори со мной, пожалуйста. Прости меня!

Последняя фраза окончательно вывела ее из себя. Ни разу во время поспешного бегства из ее жизни Гарри не из­винился. Он даже не выглядел смущенным, заявляя ей, что загнивает в ее обществе. Он не попросил прощения, даже когда она без сил опустилась на край кровати, услышав, что он уходит, потому что ноги не держали ее. Даже в своем пута­ном письме из Латинской Америки он не упомянул, что жа­леет об их прежней жизни.

Ханна резко повернулась к Гарри.

– Простить тебя? – спокойно спросила она. – Сейчас? Не поздновато ли? Я думала, извиняться надо было, когда ты меня бросил, как мешок с картошкой, а не когда снова за­явился почти через два года, чтобы… – Она склонила голову набок и, прищурившись, оглядела его. – Чтобы что? Что тебе нужно? Жить негде? Или деньги нужны? Тебе наверняка что-то надо, Гарри, раз ты вернулся.

Похоже, он обиделся.

– Ты явно очень плохо обо мне думаешь, Ханна.

– А разве ты не дал мне для этого повод? – ехидно спро­сила она.

Он опустил глаза.

– Мне правда очень жаль, Ханна, хотя ты мне не ве­ришь, я вижу. Я знаю, мне трудно будет добиться твоего про­щения, но я хотел поговорить, объяснить.

Внезапно Ханну охватила дикая усталость. Не было сил сопротивляться дальше. Пусть попытается объяснить то, что объяснить невозможно.

– Встретимся в баре «У Маккормака» через полчаса. Но мы сможем поговорить минут пятнадцать, не больше. Потом я уеду.

Не дожидаясь его ответа, она села в машину, захлопнула дверцу и рванула по улице со скоростью машин, участвую­щих, в «Формуле-1».

Делать ей эти полчаса было нечего, но ей требовалось время, чтобы прийти в себя после внезапного появления Гарри. Она поехала к бару и осталась сидеть в машине, раз­вернув перед собой газету. Впрочем, прочитать она ничего не могла: ей все время виделось лицо Гарри. Когда он вдруг воз­ник перед ней, она готова была откусить ему голову, а теперь даже она не знала, что ей сказать. Жаль, что она не записала на магнитофон те пьяные речи, которые держала перед самой собой, – вот тогда бы он узнал, что она о нем думает.

Гарри выглядел хорошо, надо отдать ему должное. Все тот же мальчишеский шарм, только вокруг глаз появились морщинки, однако это ему шло. И одет он был вполне рес­пектабельно, не то что раньше. Вместо обычных широких штанов и свитера, который бы даже в благотворительной лавке не взяли, на нем были приличные брюки и новый джемпер, очень стильный. Совсем не похоже на того Гарри, которого она так хорошо знала.

«Ладно, – мрачно подумала Ханна, – он изменился, ну и я тоже». На ней был прекрасный костюм с юбкой до колен и хорошие туфли от Карла Скарпа на высоченных каблуках. Под жакетом ничего, только бюстгальтер. Вместо пучка, ко­торый должен помнить Гарри, распущенные волосы до плеч. Эта блестящая грива красиво раскачивалась, когда она ходи­ла. И очки она больше не надевала, перешла на линзы. Со­здавалось впечатление сдержанной, деловой и очень сексу­альной женщины, которая сводит мужиков с ума. «Пусть Гарри немного пострадает!» – решила Ханна, доставая пома­ду с красивым малиновым оттенком.

За несколько минут до назначенного срока Ханна вошла в бар, заняла дальний столик и прикрылась газетой. Она де­лала вид, что не замечает вошедшего Гарри, пока он не на­звал ее по имени.

– А, Гарри! – с изумлением произнесла она, как будто полностью забыла, что назначила ему здесь встречу. – Мне содовую со льдом и лимоном.

Он вернулся с напитками и тяжело сел напротив нее.

– Спасибо, – весело сказала Ханна.

Она решила для себя, что эмоционально не готова к крупной ссоре с криками и попреками на радость остальным посетителям бара. Лучше вести себя с ним, как добрая тетуш­ка с нашкодившим ребенком. Что-то вроде: «Ну, что ты на этот раз натворил, паршивец?» При этом делая вид, что ей абсолютно наплевать.

– Выглядишь замечательно, Ханна, – честно при­знал он.

– Спасибо. Гарри, у меня мало времени. Зачем ты меня позвал?

– У тебя что, свидание? – лениво спросил он.

Ханна тут же забыла про все свои благие намерения и едва не выпалила ему в лицо, что такие расставания полезны для фигуры, поскольку только тяжелыми физическими уп­ражнениями можно заставить себя забыть о предательстве.

– Не твое дело, понял?

– Ладно-ладно, я просто поинтересовался…

– Так кончай интересоваться! Зачем ты пришел? Мне ка­залось, нам уже нечего сказать друг другу.

– У меня есть, – сказал он. – Я хочу извиниться. Я так много о тебе думал, о том, как хорошо нам было вместе. Мне казалось… – он поколебался, – что еще не все кончено. Что нам не следовало расставаться, ты меня понимаешь?

– Нет.

– Но ты должна, Ханна! Ты ведь сама говорила, что мы подходим друг другу…

– Гарри, если у тебя такая хорошая память, то ты вспом­нишь, что, пока я это говорила, ты собирал чемоданы. Но с той поры все изменилось. Ты полтора года развлекался и мог позволить себе иногда вспоминать о женщине, которую ты оставил, – с горькой иронией добавила она. – Ведь это ты ушел от меня, Гарри! Сам решил и сам ушел! Я же осталась в шоке. Еще каком шоке, будь ты проклят! Но я это пережила, забыла тебя, наладила свою жизнь. Так почему же ты решил, что я встречу тебя с распростертыми объятиями? Неужели ты думал, я такая дура, что приду в восторг при виде тебя?

Он схватил ее за руки.

– Нет, я совсем не думаю, что ты дура, наоборот. Ханна вырвала руки.

– Не смей меня трогать! – выпалила она.

Пара за соседним столиком оглянулась. Гарри улыбнулся, извиняясь, и Ханна едва сдержалась, чтобы не влепить ему пощечину.