Книга Исповедь мачехи - Екатерина Сиванова

– Можно… Но только если это было бы нужно Але. Как же ты не можешь принять и понять простую вещь: больше мы ей не нужны…

– Не могу! Не хочу! Так не должно быть, – закричала я. – Я не в состоянии за полгода отменить свои чувства к этому человеку! Как ты не понимаешь, что я вся проросла в ней?! Я столько лет жила с тем, что это мой ребенок, и вы все упивались этим фактом… А что теперь? Почему вы все так запросто разводите руками: «Ну что же тут сделаешь, она другая?..»

Я хлопнула дверью.

Вышла под дождь на улицу.

Слезы текут, плачу так, что не хватает воздуха.

Села в машину. Завела двигатель.

По стеклу катятся капли дождя. Они катились и до меня, катятся со мной и будут катиться после меня… Не будет меня, и ничего не изменится. Не стало в Алиной жизни меня, и ничего не изменилось. Она так же просыпается утром, завтракает, собирается на работу… Ей совершенно не нужны эти мои звонки про то, что на улице дождь и нужно не забыть зонт, или про то, что на улице подморозило и лучше надеть теплые колготки… Она так же приходит на работу, общается с людьми, читает книжки, ходит с мужем в кино… Ей я не нужна. И никогда была не нужна. Я все, все себе придумала… И поверила.

Но как же все Алины слова? Как же глаза ее, когда она утром в Доме говорила: «Как же хорошо у нас, как хорошо, что у меня такие родители: ты и папа…» Как все ее сообщения, сохраненные у меня в телефоне? Как же запись на странице в социальной сети о том, что я – ее мама?! Как же наши с ней многочасовые прогулки в парке? А разговоры? Наши разговоры на кухне до утра?.. Неужели все вранье? Не может человек врать столько лет! Это же невозможно… Получается, что и Маше с Егором, и маленькому Ивану я когда-нибудь вот так же стану не нужна. Вот так просто… Тогда зачем это все? Зачем я живу? Господи! Зачем же я живу? Ведь ничего мне в жизни не надо, кроме моих детей… Ничего не надо! Неужели я так навязываю свою любовь? Я заставляю детей любить себя? Но как это возможно?

Я сидела, уткнувшись головой в руль машины, и плакала… Рядом от звонков мужа разрывался телефон. Вот с ним-то я точно сейчас не хотела разговаривать. Мелькнула мысль: «А вдруг что-то случилось дома? Что-то с детьми?» Но тут же я сама себе ответила: «Ничего… Справятся. Без меня. Они смогут… Ведь Аля может. И они смогут. Их жизнь без меня не остановится».

Я хорошо понимала, что в таком состоянии, да еще и в такой дождь, я далеко за рулем не уеду. Посмотрела на часы. До начала встречи с врачом оставалось пятнадцать минут. Успеть нереально. Да и зачем? Я хотела найти ошибку, а только что узнала, что ошибкой было все, что я делала… Так думает мой муж. Человек, которого я люблю. Хотела сделать его счастливым, а получилось, что причинила такую боль… Что может быть страшней, чем потерять ребенка? Ничего… Как же я виновата… Как я перед всеми виновата… Господи, прости меня, грешную… Прости меня…

Я переключила ручку передач, нажала на газ и начала движение… Медленно выехала из двора, вытирая слезы сначала платком, потом уже рукавом куртки… Дождь шел и шел. Телефон звонил и звонил. Все вокруг меня совершало какие-то действия. А я смотрела на это со стороны. Видела себя, заплаканную, машину свою, выезжающую из двора, людей, идущих куда-то в этот серый промозглый день, смотрела в окна квартиры, где осталась моя семья… Моя семья. Моя семья… Как же я их люблю! Мой такой уже повзрослевший Егор, Машенька – красавица, маленький Ванька… И Андрей. Мой муж. Мужчина, рядом с которым стало возможным быть счастливой. Несмотря ни на что. Я попробую, я еще успею к врачу… Я должна понять, где моя ошибка. Чтобы понять Алю. И отпустить. Навсегда.

Когда я зашла в клинику, где предстояла встреча с врачом, от слез, душивших меня, я не могла говорить. Молча кивнула гардеробщику, отдала куртку, подошла к администратору. Девушка посмотрела на меня и сразу назвала номер кабинета психотерапевта. Я постучала в дверь, открыла. Мне навстречу вышла женщина возраста моей мамы, с короткой стрижкой, в очках. Очень серьезное лицо. Пронзительный взгляд.

– Пожалуйста, сядьте, – сразу сказала доктор. – Вот вода, салфетки…

– Спасибо, – кое-как смогла сказать я, всхлипывая и вытирая нос, – здравствуйте.

– Здравствуйте, – улыбнулась мне психотерапевт. – Вы можете просто говорить все то, о чем сейчас думаете… Вот есть мысли в голове – их и озвучивайте.

– Да, я сейчас возьму себя в руки, спасибо… Я в порядке… У меня вообще все хорошо… Понимаете, у меня все хорошо… Я замужем за человеком, которого люблю и который любит меня, у нас просто потрясающие дети… У нас трое детей. Егор, Маша и Иван… Но недавно у нас было четверо детей. Еще весной… – И снова накатили рыдания. Я, взрослая женщина, которая не то чтобы прилюдно, а даже одна крайне редко плачет, сидела перед совершенно незнакомым мне человеком и рыдала. Но мне не было стыдно. Мне было все равно. Я понимала, что если сейчас здесь мне не помогут, если вся эта клиника окажется шарашкиной конторой, то мне конец. И цеплялась как могла, за возможность быть услышанной и понятой.

Доктор молчала и смотрела куда-то в глубину меня, иногда делая пометки ручкой на листе бумаги. Я решила, что надо продолжать говорить, и стала рассказывать всю нашу историю с Алей с первого дня. С момента, когда я ее увидела впервые на пороге нашей квартиры в той ужасной и потешной голубой флисовой шапке, которую Аля хранила все эти годы как память. Я не могла рассказать все подробно, до деталей, с эмоциями, потому что хорошо понимала: прием у врача длится час, а я и так опоздала. Но было видно, что доктор хорошо слышит меня и понимает.

– Вот такая история, – сказала я, заканчивая, – история, в которой я никак не могу понять, что сделала не так, где моя ошибка, где та точка, когда все начало портиться.

– Катюша, – впервые за весь мой монолог произнесла доктор, – я могу так называть вас?

– Конечно, – улыбнулась я.

– Катюша, скажите, а вы хотите, чтобы Аля вернулась в вашу семью?

– Мне сложно сейчас сказать… Скорее всего, уже нет… Я просто не представляю, как смогу общаться с ней после того, что пережили Маша с Егором… После Машиной болезни во мне что-то надорвалось. Хотя, конечно, если речь будет идти о жизни и смерти… Конечно, да. Безусловно.

– Ясно… – врач закивала и на мгновение задумалась.

– Со мной все так плохо? – попыталась пошутить я.

– Отчего же? С вами все замечательно, – в ответ улыбнулась мне доктор. – Вы вот уже и плакать перестали. И больше, прошу вас, не плачьте. Обещаете?

– Я буду стараться. Я, знаете, по-моему, еще никогда в жизни столько не плакала… Накопила запасы слез.

– Конечно, вы сейчас находитесь в состоянии глубокой депрессии, – уже серьезно начала говорить психотерапевт, и я поняла, что вот сейчас мне все и скажут. – С этим можно бороться, и я уверена, что мы с вами вместе справимся. Я назначу вам лечение, и скоро вы будете в форме. Не ждите от меня ответа на вопрос: где ваша ошибка. Ошибки нет. По крайней мере, во всем, что вы мне рассказали, я не увидела ни одного поступка, который с вашей стороны мог бы спровоцировать поведение этого человека… Человека… Катюша, вы потрясающе сильная женщина, вы мудрая мама с огромным сердцем. Господь наградил вас талантом любить и дарить свою любовь людям вокруг. Но это совершенно не значит, что люди вокруг готовы к таким чувствам, понимаете? Я уверена, что ваши родные дети рождены такими же. Вы, наверное, слышали выражение «химия чувств». Так вот, когда происходит момент зачатия ребенка, важно не только, как и какие клетки сливаются, но и какие чувства в этот момент испытывают мужчина и женщина. Я говорю не о физиологических чувствах, получаемые от удовольствия занятия сексом, а именно о любви. Вы зачали всех своих троих детей, по-настоящему любя вашего мужа. И уже с момента зачатия ваши Егор, Маша и Иван находились в атмосфере любви, гармонии, покоя. Это очень и очень важно, потому что только такие дети потом в состоянии по-настоящему любить людей вокруг себя, нести свет и радость в этот мир. Я уверена, что в вашей семье все будет хорошо. Да и сейчас все хорошо. Вы заслуживаете счастья.