Книга Аттила - Уильям Нэйпир

— Да как же это?

— То, что гусеница называет концом света, Владыка называет бабочкой, как сказал мне один старый мудрец, которого я встретил в горах между Китаем и пустынями Скифии.

— Ты говоришь загадками, старый друг.

— Я говорю загадками, потому что жизнь — загадка. И не та загадка, которую нужно разгадать, а та, которую нужно взвалить на плечи, как взваливаем мы тяжелый груз, и нести по дороге, распевая хвалы миру, который Господь создал в мудрости Своей, и не позволять тревожиться сердцу. — Он поворошил в очаге толстой стороной посоха. — Именно так мы и вернем вашего Кадока. Потому что он происходит из Бранов, славословец и сочинитель гимнов, и рожден с целью, которой он не сможет достичь, если будет оставаться в цепях на невольничьем рынке в колонии Агриппина.

Сейриан вздрогнула, представив себе эту жестокую картину, и опустила голову. Но Гамалиэль не стал преуменьшать правду о доле Кадока. Он просто повторил:

— Мы вернем его.

— Ты можешь вернуть его? — вскинулась Сейриан, гневная и агрессивная в своих сомнениях.

Гамалиэль ответил:

— Увидим. — Он ласково улыбнулся ей и положил свою сухую старческую руку на ее. — Увидим в самом сердце темной ночи.

— Опять загадки, — вздохнул Люций.

Гамалиэль положил вторую руку на мускулистое плечо Люция.

— Старый друг, — сказал он.

На следующее утро Сейриан и Гамалиэль смотрели, как Эйлса выгоняла цыплят во двор, а Люций при первых проблесках зари начал чинить изгородь выше по холму.

Сейриан пожаловалась Гамалиэлю:

— Он не разговаривает со мной.

Гамалиэль вздохнул.

— Он солдат, а не оратор. Если хочешь понять, что у него на сердце, присматривайся к его поступкам, а не к словам. Ты ведь знаешь, что ему совсем не хочется возвращаться в империю. Он только хочет отыскать сына — ради себя, ради Эйлсы и ради тебя. Смотри, как устало и тяжело шагает он по дороге, ведущей из долины. Не забывай, почему он это делает и с какой тяжестью на сердце снова покидает тебя. Никогда не сомневайся в нем.

— Я в нем и не сомневаюсь! — воскликнула Сейриан с неожиданной злостью, и ее глаза мрачно сверкнули. — И никогда не сомневалась! В нем нет ни капли трусости или вероломства. Именно это и приводит меня в отчаяние. Более слабый человек уже сдался бы, и остался дома, и… и…

— И вы бы жили долго и счастливо?

Она уставилась на булыжники двора и помотала головой.

— Нет. Ты прав. Я его потому и люблю, что он уходит. Если бы он остался у домашнего очага и ухаживал за мной, с улыбочками, и поцелуйчиками, и милыми пустяками, как высокорожденный благородный любовник, я бы его слегка презирала. — И она улыбнулась, подумав о противоречивости человеческого сердца.

— Он хороший человек, — подтвердил Гамалиэль. — Хорошее — это противоположность слабому, таким людям редко достаются уют и довольство жизнью. Будь терпеливой и следи за Эйлсой, как орлица — я знаю, так и будет. И не забывай поглядывать, не появятся ли темные тени саксонских длинных кораблей, ведь никто не знает, когда они могут приплыть сюда в следующий раз. Мы вернемся. Мы вернемся скоро, с твоим сыном, и вы снова станете семьей.

Сейриан сердито смахнула слезы и коротко кивнула.

— Я знаю, знаю. Идем-ка. — Она повернулась и нырнула в дом. Гамалиэль последовал за ней, наклонившись, чтобы не удариться головой о притолоку, как уже не раз случалось. Она вытащила завернутый в холст сверток и сунула его в искривленные руки. — Я испекла медовых лепешек.

— А, знаменитые медовые лепешки Сейриан, дочери Марадока! — воскликнул Гамалиэль, поднимая сверток над головой. — Кто сможет причинить нам вред с такими могущественными талисманами в кармане? Наверняка даже боги смотрят вниз, чувствуют этот запах, поднимающийся к небесам, и отшвыривают подальше миски с амброзией и кубки с нектаром, и желают сделаться простыми смертными на земле, лишь бы вкусить радостей благословенных медовых лепешек Сейриан, дочери Марадока!

— Хватит уже, хватит, старый дурень! — засмеялась Сейриан и вытолкала старика из дома на солнышко.

Эйлса уже покормила цыплят и, очень довольная, подошла, остановилась перед высоким стариком и прищурилась.

— Кадок показывал мне цветы, и всегда ловил рыбу, — сказала она, — много-много рыбы. Он был умным.

— Он и сейчас очень умный, — ласково сказал старик.

Эйлса уставилась на него.

— Мы теперь завтракаем без него… Ты найдешь его, правда?

Он погладил копну кудряшек.

— Не бойся, малышка. Твой брат скоро опять будет здесь.

Они ушли на следующее утро, на рассвете. Сейриан и Люций без слов прижались друг к другу с такой отчаянной тоской, что Гамалиэль, печалясь за них, не выдержал и отвернулся. Его руку потянула маленькая ручка, и он посмотрел вниз, в яркие карие глазки Эйлсы.

— Ты тоже уходишь? — спросила она.

— Да, малышка, я тоже ухожу.

— У тебя руки сухие и морщинистые. Ты капитан корабля?

— Не совсем так.

— Но мне твои руки все равно нравятся, — поспешно добавила она.

— Спасибо, моя дорогая.

— И ты слишком старый, чтобы сражаться с плохими людьми.

— Это правда.

— Тогда что же ты будешь делать?

Гамалиэль улыбнулся.

— Иногда я и сам об этом задумываюсь, — пробормотал он. — Ну, я составлю твоему папе компанию во время долгих странствий и поисках твоего брата.

— Но ты же не знаешь, где он!

— Мы не знаем этого точно.

— И как же вы его найдете?

— Будем просто смотреть.

Эйлса ненадолго задумалась.

— Иногда я так нахожу свои вещи. Позавчера я нашла свой обруч в свинарнике, но я его там не оставляла, а свиньи не играют с обручем. Они слишком жирные, и он застрянет посередке. — Она нахмурилась. — А иногда я не могу найти и тогда сдаюсь, а они все равно возвращаются ко мне. Странно, правда? С тобой такое бывает?

— Ах, — вздохнул Гамалиэль, — постоянно.

— Гм, — сказала Эйлса и побежала играть.

Люций и Сейриан подошли к нему рука об руку, и Сейриан поцеловала Гамалиэля, и он говорил ей какие-то успокаивающие слова, а она кивала и с трудом улыбалась. А потом все трое соединили руки в треугольник.

Гамалиэль сказал Сейриан:

— Утешитель да будет с тобой. Да охраняет Он твои поля днями, а Она да сидит у твоего очага вечерами.

Сейриан подхватила:

— Да стелется путь вам под ноги, да покажется солнце, чтобы светить вам, да будет Господь третьим путником, что пойдет рядом с вами туда же, куда и вы.