Книга Дорога на Мачу-Пикчу - Николай Дежнев

Создатель не спешил с ответом, когда же заговорил тон его был грустен и задумчив:

— Что ж, возможно, ты прав!.. Хотя я знал одного человечка, кто утверждал, что был счастлив. Если сложить все счастливые моменты жизни, говорил он, то наберется часа два. Думаю, врал или сильно преувеличивал. Ты сам-то такой арифметикой никогда не увлекался?..

При желании в его голосе можно было расслышать скрытое сострадание, только уж больно он показался мне знакомым! Трудно, конечно, глядя на наши художества, не впасть в тоску, но сомнительно это, чтобы в разговоре с ничтожным смертным Всевышний стал ерничать.

Боясь ежесекундно ослепнуть, я приоткрыл глаза. Когда пошедшее звездами пространство успокоилось, из хаоса геометрических фигур выступила умильная морда крокодила. Как описать красовавшуюся на ней улыбку?.. Самозабвенная, она была самодовольной. Дядюшкой Кро владело вдохновение. Прохиндей настолько вошел в роль Создателя, что не заметил моего ошеломленного взгляда.

— Да будет тебе, сын мой, известно — произнесла рептилия тоном вещавшего с амвона проповедника, — что многие знания несут многие печали…

От владевшего мною негодования я в буквальном смысле проглотил язык. Когда божественный дар речи вернулся, то смог лишь выдавить:

— Н-ну, Кро, ты и скотина!..

После многих лет в русском бизнесе можно было выразиться и поубедительней, но весь мой богатый вокабуляр от возмущения испарился. В другое время я бы в деталях расписал, что из себя представляет негодяй, его матушка и все ближайшие и дальние родственники, но теперь только беспомощно хлопал глазами.

Однако мои рвавшиеся из души слова дядюшку Кро ни в малой мере не смутили. Более того, он выглядел глубоко обиженным. Никогда в жизни я не встречал такого мрачного и углубленного в себя крокодила.

— А я-то по наивности думал, ты оценишь! — произнес он угрюмо, едва двигая страшными челюстями. — Убогий ты, Дорофейло, малый, не могу понять чего это я так к тебе привязался. Из шкуры лезу вон подсластить пилюлю, а ты: «скотина»!..

Не вполне понимая о чем он, я огляделся по сторонам и оторопел. Только теперь до меня дошло, что за спиной аллигатора раскинулась Лета, а сам я сижу на досках у покосившегося сарая. На песчаный берег накатывали тягучие медленные волны и, задержавшись на мгновение, с неохотой отползали обратно. Черную пасть пещеры озаряли всполохи красного, безрадостное, как ожидание собственных поминок небо, подпирали пики базальтовых скал. Вырвавшийся у меня стон мог тронуть душу самого жестокого палача.

Дядюшка Кро в мою сторону даже не взглянул, продолжал с тяжелым вздохом, словно разговаривал сам с собой:

— Каково, думаю, будет Глебане увидеть гнусный пейзаж? Дай, думаю, подведу его к встрече с действительностью постепенно. Ему, думаю, будет приятно перекинуться словцом с Создателем, а там, глядишь, все и образуется. Пусть ложь, пусть не правда, но ведь во спасение. Не виноваты же мы, что только и делаем, что лжем, а оно все никак не приходит!..

Захваченный сладкой горечью собственной речи, крокодил зажмурил глаза, я же свои попросту закрыл. Не было сил видеть стелившийся над водой желтоватый туман. Случилось страшное: я прожил жизнь! Даже если после долгих мытарств я найду эту чертову дверь, к чему она мне? Что ждет меня за ней?.. Реальность?.. А сам-то я реален? Искусство жить в том и состоит, чтобы не растерять на пути к могиле дорогие сердцу миражи! А как быть тому, у кого их нет? Были, но утратились!.. На редкость емкое словцо: «утратились», безликое, но прекрасно все объясняет. Где все то, чем ты когда-то жил?.. — утратилось! И не о чем больше говорить. А любовь к женщине? — утратилась и она! Утратилось все, что было дорого! Но в таком случае кома вовсе не болезнь и даже не пограничное состояние, а убежище от накопившихся за жизнь утрат…

Дядюшка Кро вывел меня из задумчивости, толкнул, как это принято, в бок костяной башкой. Замер передо мной нос к носу, по-собачьи преданно глядя в глаза:

— Слышь, Дорофейло! Ты ведь не обиделся, правда? Откуда мне было знать, что с водопадом выйдет облом?..

Я лишь грустно улыбнулся, положил на его голову ладонь. Убедившись, что зла на него не держу, крокодил продолжал уже другим, набиравшим по ходу речи наглости тоном:

— А чего ты, собственно, ждал? Будущее — всего лишь продолжение прошлого. Люди любят начинать новую жизнь с понедельника, но очень скоро замечают, что она старая и, к тому же, весьма подержанная. А Новый Год с его телячьими восторгами и слащавыми пожеланиями! — оживился он, как если бы я собрался с ним спорить. — Смех да и только! Бьют куранты — и что?.. Да, ничего! Как оно было, так все и осталось. Если бы, шагнув в завтра, человек становился хоть немного счастливее, в будущее ломились бы толпами, а вместо этого люди трутся друг о друга животами и кормят близких с ложечки надеждами…

Передо мной был старый, добрый дядюшка Кро. Сердиться на умильную морду не было никакой возможности. Твоя воля, Господи, какое же досталось мне в друзья трепло! Засунуть бы ему в глотку глушитель, цены бы крокодилу не было:

— Можно тебя попросить об одолжении? Дай мне придти в себя, помолчи хоть пять минут!

Откинувшись спиной на стену сарая я полез в карман за сигаретами. Дядюшка Кро улегся рядом и демонстративно отвернулся. Вот она река забвения, — думал я, закуривая, — забвения, которого у меня нет и не будет. В этом, наверное, Его дар и Его же наказание. Когда-то давно, в юности, я решил, что умру, когда устану смеяться. Что ж, мне больше не смешно. Даже человеческие безумства и глупости оставляют меня равнодушным. Жаль только, в душе нет покоя.

Мне вспомнилась мать, я услышал звук кольца о ручку двери, когда она приходила меня поцеловать. Стояла над кроваткой и улыбалась. Что же, ма, ты скажешь мне теперь?.. Что, что, не слышу?.. Ах вот как! Говоришь, на заднем дворе Господа стоит полный незамутненного спокойствия чан? А рядом выбившийся из людей старый ангел? Я его вижу! Он знает жизнь, как никто, ему довелось хлебнуть лиха. Заметив с небес дошедшего до края человека, старик надевает на лысину потертый нимб и берет в руку солдатскую кружку. Зачерпнув умиротворения, слетает на землю и льет его на израненную душу. Думаешь, пришел мой черед?.. Ты права, это шелест его крыльев! Ангел уже здесь, он читает молитву…

Только на молитву достигавшие моих ушей звуки походили мало:

— Солнышко греет ласково, — бормотал аллигатор себе под нос, — облака картинные, плывут себе над куполами колокольни в Троицо-Лыкове…

Нет, понял я, ангел с кружкой не прилетит. Дядюшка Кро отпугнет любого, не говоря уже о небесном создании.

— Ну хорошо, — прервал я его, — молчать ты не в состоянии, но какая нелегкая занесла тебя в Серебряный Бор?..

От неожиданности крокодил вздрогнул и поднял голову. В его взгляде я прочел смятение. Было в нем и замешательство, и еще что-то, что навело меня на мысль о нечистой совести рептилии. С чего бы это вдруг, удивился я, но виду не подал, а посмотрел на аллигатора строго.