Книга Медведица, или легенда о Черном Янгаре - Карина Демина

— Где Печать? — голос Ерхо Ину пробивается в видение. И черная плеть змеей обвивает шею, где не осталось ни клочка целой кожи. — Отвечай, змееныш…

И плеть сползает по груди, разрастается, превращаясь в Великого Полоза. Стыдно смотреть ему в глаза, но Янгар не способен отвернуться. И Полоз обвивает правнука.

В коконе тепло.

Надежно.

И раздвоенный язык касается щеки Янгара.

— Я жив, — получается сказать, пусть бы два эти слова и забирают остаток сил.

— Ты жив, — отвечает ему змеедева.

Ее косы паутиной рассыпаются по траве. Пойманные ромашки наливаются золотом, меняются сами травы, и вот уже нет неба, но есть выложенный синим камнем потолок пещеры.

— Потерпи, малыш. Скоро все закончится.

— И я останусь здесь?

С ней можно говорить. И боли почти нет. Только слепят глаза алмазные чешуйки змеедевы.

— Нет, — качает она головой. — Тебе еще рано.

— Я не хочу возвращаться…

…сияют камни на перстнях, которые слишком тяжелы для тонких пальцев матери. Она же снимает с полки очередной ларец, каменный, с высокой крышкой, на которой свернулся кольцом змей. Мама прикасается к нему с опаской.

— Что выбрать? — она садит Янгара на колени, и он, зачарованный драгоценными россыпями, пытается считать камни.

Умеет до десяти.

И дважды до десяти… и потом устал загибать пальцы. Но что-то важное ускользает из памяти. И Янгар задирает голову, силясь рассмотреть мамино лицо. Вот только взгляд останавливается на красном пятне.

— Ты платье вымазала, — говорит Янгар, трогая его.

Липкое. И пахнет нехорошо.

— Ничего, дорогой, мне уже не больно…

Он вдруг вспоминает и, спохватившись, что уже поздно, даже понимая, что уже поздно, спешит сказать:

— Я спасу тебя.

— Не потеряй, — качает головой мама, вкладывая в ладонь камень, не драгоценный, но темно-зеленый, с золотыми искорками и дырочкой, сквозь которую видно солнце.

— Я спасу тебя…

…где?

У боли тоже есть порог.

И за ним Янгара не станет. Его подводят к этому порогу, но уйти не позволяют. Держат на краю.

— Не спеши, малыш… — новый голос, но такой знакомый, родной. — Выпей… вот так, малыш, глотай. Осторожно.

Горькое.

И травяное, со знакомым кисловатым послевкусием.

— Потерпи, уже все закончилось.

Неправда!

— Тихо-тихо… я тебе не враг.

Янгар помнит.

Друг.

Толстый каам с обрезанным именем, которое дают изгнанникам. Но он сам ушел, пытаясь понять, кем же является. И просил забыть о мести. Янгар не послушал.

— Просто поспи, ладно? Попытайся хотя бы…

Сон от трав тягучий. Сквозь него Янгхаар слышит звуки. Скрип колес. И лошадиное ржание. Голоса… больше не задают вопросов.

Качает.

Колыбель выстлана мягким мехом. От него тоже пахнет травами. Мех порой раскрывают и тогда возвращается боль. С нею приходит Кейсо. Он уговаривал потерпеть. И наново сдирал кожу…

…повязки.

Они прилипали к ранам, которых было слишком много, чтобы они могли зарасти сами.

Было тяжело.

Дышать.

Пить.

Глотать густой, вываренный бульон, которым Кейсо отпаивал с ложечки, как младенца. Даже просто находиться в сознании сколь бы то ни было долго, оказалось непосильным почти делом.

Боль заглушала все.

И травы Кейсо помогали слабо.

А потом, когда Янгар почти смирился с тем, что так будет всегда, к нему прикоснулись другие руки. Они были холодны.

И такой родной голос произнес:

— Не уходи. Пожалуйста.

Глава 36. Нити судьбы

Я знала, что люди жестоки. И что порой жестокость их лишена всяческого смысла, но это…

…их я увидела издали.

Белое поле, лиловые тени, словно кружевная шаль.

Кромка леса. Ели. Осины, чьи ветки украшают ледяные ожерелья. И весеннее, все еще робкое солнце, забравшееся высоко.

Дорога.

Серая полоса где-то у самого горизонта.

Я смотрю на нее до рези в глазах. Какой уже день я выхожу сюда и, присев на вывернутую осину, жду… с каждым днем ждать все сложней.

И голосок сомнений шепчет, что, верно, Янгар уже не вернется. Да и зачем ему? Он нашел себе другую женщину, красивую и… живую.

А я?

Я вот сижу, глажу обындевевший ствол, не ощущая ни холода, ни боли, пусть бы ледяное крошево и расцарапало ладонь. Мои руки грубы, а ногти желтеют. Лицо перечеркнуто шрамом, а на плечах проклятьем лежит медвежья шкура.

Сумею ли избавиться от нее?

Осталось не так долго, но… кем я стану после?

И все же я приходила на окраину леса, садилась и ждала…

…дождалась.

Лошадка брела, проваливаясь в сугробы по самое брюхо. Она была невысока и лохмата. В гриве ее застряли колючки репейника, а гнедую шкуру украшали шрамы. Грязный хомут был слишком велик для нее, а массивные дровни и вовсе казались неподъемными. И все же лошадка брела.

Тащила.

И человек, который шел рядом, марая белизну поля цепочкой свежих следов, придерживался рукой за оглоблю.

Его я узнала сразу, пусть и был он облачен не в шелковый халат, а в косматый овечий тулуп. Правда он был подпоясан широким алым поясом, а лысую голову прикрывала высокая кунья шапка, лихо заломленная на левое ухо. Кейсо ступал легко, будто бы и не было сугробов. И лошадку, когда та останавливалась, тянул вперед.

— Эй, — завидев меня, Кейсо остановился. — Госпожа медведица, покажись.

Я вышла из тени.

Не к нему, но к тому, кто лежал на дровнях, укутанный в меховые одеяла.

Бежала?

Летела по снегу. А он, цепляясь за длинный мех моей шкуры, делал ее невыносимо тяжелой, словно тянул обратно, в лес.

— Помоги, — попросил Кейсо, отступая. И лошадка, вдохнув звериный мой запах, попятилась. И была остановлена твердой рукой. — Если можешь, помоги ему. Пожалуйста.

Как?

Я вглядывалась в такое родное лицо и кусала губы, пытаясь не расплакаться.

Кто сделал это?

И за что?

— Он сильный мальчик, — теплая рука Кейсо нашла мою ладонь. — Он выкарабкается. Нужно только помочь немного…