Книга Тень Александра - Фредерик Неваль

Я прижался лбом к стеклу. За окном солнце уже клонилось к закату, люди после рабочего дня спокойно возвращались домой, к своим семьям. Несколько туристов бродили по улице, две девушки щебетали около витрины кондитерской, гладя огромного добродушного пса, который терпеливо ждал свою хозяйку, сторожа нагруженную продуктами машину.

— Я пообещал ему, папа… — пробормотал я. — Я пообещал ему забрать его оттуда.

Отец глубоко вздохнул и положил руку мне на затылок, чтобы помассировать шею, как он делал это всегда, когда я был чем-нибудь удручен.

— Если он не поправится, Морган, ты будешь упрекать его, что он поломал тебе жизнь. Не возражай, это свойственно человеку. Вы будете упрекать друг друга и оба — страдать.

Я, не отвечая, смотрел в пустоту.

— Хорошо… В таком случае давай попробуем.

Я с бьющимся сердцем повернулся к нему.

— Пять или шесть месяцев, — сказал он с ободряющей улыбкой. — Тебя устраивает? Посмотрим, даст ли это что-нибудь.

Я взволнованно кивнул:

— Спасибо.

— Но если мы увидим, что никакого улучшения нет, я хочу, чтобы ты оставил свою нелепую работу в Лувре и вернулся к серьезным исследованиям и лекциям. Ты понял меня?

— Соглашение заключено, — сказал я, позволяя ему обнять меня.

— Ничто не помешает тебе время от времени забирать брата из клиники, — тихо сказал он, приглаживая мои спутавшиеся волосы. — Может, даже увезти его на каникулы, почему бы нет?

Я невольно улыбнулся:

— Как всегда, последнее слово за тобой. Ты никогда не изменишься, папа…

Но как бы ни было трудно признать это, я понимал, что он прав.

Роясь в шкафах в поисках одежды для Этти, я слышал, как в кухне ворчал отец:

— Морган! С каких пор ты живешь в такой берлоге?

— У меня нет времени.

— В шкафах пусто! Когда в последний раз ты покупал продукты?

— Не помню.

Он выскочил в коридор с коробкой печенья в руке. Несмотря на возраст, ему еще удавалось выглядеть элегантным в джинсах и хлопчатобумажной рубашке с короткими рукавами.

— Уже восемь месяцев, как просрочено, — сказал он с гримасой отвращения.

Выбирая для Этти широкие льняные брюки, какие он любил, я раздраженно возвел взгляд к потолку.

— Вечером, когда вернемся, я приведу все в порядок.

— Нет, мой мальчик. Мы приведем все в порядок сейчас. И купим продукты.

— Папа! Уже половина десятого, а самолет приземляется в тринадцать часов.

— Поэтому ты хочешь привезти Этти в этот хаос. А если он так же придирчив, как раньше? И чем ты рассчитываешь накормить его? Просроченными вафлями и… А это что такое?! — воскликнул он, хватая корзинку с фруктами, где лежал единственный сгнивший банан.

Я поморщился.

— Я не пойду в банк, а ты приготовься как следует потрудиться. И раз уж я здесь, — добавил он, беря телефонную трубку, — скажи, у тебя денег достаточно?

— Думаю, да.

— Э-э, проверь, черт возьми! О, ясно, это твой брат занимался здесь всем!

Я прикусил язык, чтобы не ответить резкостью, и вспомнил, почему мы с Этти решили в свое время покинуть отцовский дом, как только получили университетские дипломы.

Пока папа звонил управляющему банком, я набрал на мобильнике номер своего банка.

«Нажмите на кнопку со звездочкой… наберите номер вашего счета и нажмите на диез… наберите ваш личный код… На сегодняшний день остаток на вашем счете составляет триста одну тысячу двести пятьдесят девять евро и восемьдесят два сантима…»

Я поперхнулся дымом от сигареты, а отец нахмурился.

— У тебя такая значительная задолженность? — прошептал он, указывая на экран телефона.

Я махнул рукой, замотал головой и попросил подтверждения сальдо.

«…остаток составляет триста одну тысячу двести пятьдесят девять евро и восемьдесят два сантима. Чтобы получить детальный обзор последних операций, нажмите на цифру один…»

С бьющимся сердцем я нажал на единицу, и синтетический голос монотонно и отчетливо произнес:

«28 июня… расход… удержание… сто двадцать четыре евро пятьдесят два сантима… 2 июля… расход… удержание… восемьдесят семь евро пятьдесят сантимов… 6 июля… поступление… „Наши поздравления, Гелиос“… триста тысяч евро… 7 июля…»

Ошеломленный, я отключил телефон и увидел, что отец подзывает меня рукой.

— Одну минуту, мадам Шасье, вот и он. — Прикрыв микрофон ладонью, он спросил меня: — Сколько тебе перевести?

— Нисколько, — тупо ответил я. — Мне с лихвой хватит.

Я опустился на диван, а отец положил трубку, так и не позвонив в клинику. Триста тысяч евро… Теперь я понимал, почему люди Гелиоса были счастливы работать на него.

— Так что? — спросил отец, и я от неожиданности вздрогнул. — Пойдем за покупками?

Я последовал за ним до небольшого супермаркета, который находился неподалеку от дома, и мы вернулись, нагруженные как мулы. Папа все еще не мог опомниться.

— Два миллиона франков… Господи… Если этот человек и остальным так платит, он, должно быть, чертовски богат!

— Я не собирался говорить тебе о нем, — сказал я.

— Знаю, знаю. Я не спрашиваю тебя, кто он.

— Я сам бы хотел это узнать.

— Заметь, два миллиона франков за пулю в бок — не такая высокая плата!

Мы уже собрались подняться по лестнице, как нас окликнула консьержка:

— Мсье Лафет, ваша корреспонденция! О, мсье Лафет-отец, какая радость видеть вас! Как вы поживаете?

Я поморщился. Пакеты были тяжелые, а мой шов побаливал.

— Мадам Ризоти… нам тяжело…

— Да, да, — сказала она, суя мне в руку конверт. — Кстати, я все еще храню вашу маленькую маску, — крикнула она нам вслед с нижней площадки лестницы. — Она очаровательна. И так реалистична. Все спрашивают, откуда она.

Мой отец прыснул со смеху и склонился над перилами.

— Из одной деревушки на Амазонке, дорогая мадам. В этих чертовых джунглях я едва спасся от тигра.

— Правда?

— Да. Только там еще можно встретить племя каннибалов, способных сделать маски, достойные этого названия.

Я услышал, как консьержка вскрикнула от ужаса, и уже не смог больше удерживаться от смеха.

— Это было здорово, — сказал я, вставляя ключ в замочную скважину. — Сразу видно, что ты не сталкиваешься с ней каждый день. Тигры на Амазонке…

— А ты знаешь, я немало заплатил за эту штуку. Я отыскал ее у одного старьевщика в Канаде.