Книга Петербургские повести - Роман Сенчин

Застегнул молнию, пуговицу, стал вдевать язык ремня в пряжку, но вспомнил, что не надел рубашку…

– А-а, – простонал совсем как инвалид.

Встал, дошаркал до шкафа, сдернул с плечиков белую рубашку. Она не надевалась, липла к рукам, шее… Справился, втиснул пуговицы в петельки… Правильно?.. В детстве часто застегивался косо, и если мама не проверяла, шел так в садик. Обнаружив это, ребятишки смеялись, долго дразнили…

– Правильно! – с удивившим его самого торжеством сказал Колосов. – Всё правильно. – И повторил эти слова еще раз десять; повторял, и уже забыл, по какому поводу повторяет.

Кое-как вернулся к креслу, поднял пиджак.

И тут зазвонил мобильник.

Колосов глянул не на него, а на часы. Без семи. «Еще без семи! – крикнуло внутри. – Семь минут!»

– Семь минут, – сказал уже вслух. Не сказал, а прорыдал.

Но что-то в горле словно перекрыло, отсекло рыдания. Как перегородку там поставили. И Колосов мгновенно успокоился. Нет, как-то омертвел… Шевелился, и даже свободнее, чем минуту назад, но не по-живому.

Подошел к столу, взял звенящий и подрагивающий телефон, увидел на дисплее имя жены. Увидел, что это она, а не те, кто ждет до восьми, и снова ожил, обрадовался, но перегородка исчезла, рыдания рванулись вверх, забулькали там, где гланды, где начинается язык…

Но надо ответить…

– Надо ответить.

Продохнул, проглотил. Нажал кнопку ответа, поднял мобильный к уху.

– Да. – «Да» получилось хриплым, но все же связным.

– Жень! – радостный голос Юли. – Женя, мы подъезжаем! Будем минут через десять.

– Хорошо… Хорошо.

– Жень, ты что – простыл? У тебя с голосом что-то сегодня…

– Немного, наверно… – Колосов кашлянул. – Першит.

– Выпей «Колдрекса». На холодильнике упаковка.

– Ладно… Жду вас.

– Да, уже Обводный переезжаем.

«Не успеют».

– Давайте, жду. – И Колосов нажал отбой.

С надеждой оглянулся на часы. Они показывали без пяти.

«Не успеют».

Взял пиджак и надел. Сунул мобильник в боковой карман пиджака, бумажник – во внутренний. Носовой платок в левый карман брюк. Мелкие деньги – в правый. Так. Ну, всё-о… Всё.

– Всё.

Пошел в прихожую. В комнатах на полу был ковролин, а в прихожей – ламинат. И как только Колосов шагнул на ламинат, понял, что он без носков. Босиком.

Посмотрел вниз, на торчащие из-под брючин пальцы… Большие были крепкими, с желтоватыми ногтями, а остальные – тонкие, слабые. Мизинцы вообще не различались…

Колосов стоял и смотрел на них. Пристально, будто стараясь запомнить… Когда-то он умел шевелить всеми десятью пальцами на ногах, растопыривать. Лежал в кровати, задрав ноги, шевелил пальцами и смеялся… А теперь?.. Попробовал. Шевелились только большие, а остальные лишь слегка двигались вместе со всей ступней. А скоро ничего не будет шевелиться. Ничего. Всё замрет. Умрет.

– Тьфу, твою!..

Вернулся к шкафу, выдвинул нижний ящик. В ящике были носки. И новые, соединенные попарно нитками, и уже стиранные, попарно завернутые друг в друга – такие колобки… Несколько секунд Колосов выбирал. Всерьез, мучаясь, решал, какие взять. Взял колобок. И не потому, что новые ему уже не нужны – просто не был уверен, что разорвет соединяющую нитку.

Выбрав, еще несколько секунд думал, как надеть. Садиться не хотелось – «сяду и не встану», – прислонился к стене, приподнял одну ногу, надел, потом вторую… Глаза защипало от пота. Точно двадцать раз подтянулся…

– Теперь туфли, – сказал себе.

Туфли стояли на полочке. Не рискуя больше нагибаться, Колосов ногой сбросил их на пол. Снял с крючка ложку на длинной ручке – очень удивлялся в свое время, зачем жена купила, шутил, что у них дома все молодые и здоровые, а вот пригодилась – обулся с ее помощью.

С нескольких попыток повесил ложку обратно.

– Ну, всё, – выдохнул необыкновенно легко, всеми легкими.

Открыл внутреннюю дверь, вспомнил про сигареты. И поразился, что за весь день покурил только раз. Или остальные разы не помнит… Вошел на кухню, взял сигареты и зажигалку, глянул в пепельницу.

Два окурка.

Покурить?.. «Потом, на улице…» Усмехнулся этой мысли.

Прежде чем отпереть замок внешней двери, достал мобильник. Часы в углу дисплея показывали «20:02».

Две минуты девятого… Две минуты назад был последний момент, когда он мог позвонить и сказать. Заверить, что расплатится, рассчитается, что все будет возвращено. Но он не позвонил.

Не позвонил. Забил. Как говорили в армии – совершил бросок через хуй.

– Там та-ра-ра горит очаг! – весело запел Колосов и отпер стальную дверь. – Как вечный знак!..

Но только притронулся к ручке, чтобы нажать и отворить ее туда, на площадку, веселость исчезла, и внутри умоляюще попросило: «Только не здесь, не на пороге. Не здесь».

Нажал на ручку, в замке щелкнуло, и дверь поползла прочь от него. Колосов остался стоять.

Площадка была пуста. Пусто и тихо. Шагнул, ожидая, что теперь вот здесь, справа… с лестницы вниз… И даже сморщился.

Нет.

Вернулся, закрыл внутреннюю дверь, достал связку ключей и запер ее. Запер и внешнюю.

«Сейчас Юля приедет. Дети».

Постоял на площадке. Четыре двери, четыре квартиры… Лифт старой конструкции между пятым и четвертым этажом. Прозрачные решетчатые двери… Лучше пешком.

Положил ключи в карман и пошел вниз по ступеням.

Площадка между четвертым и третьим. Пусто.

Расслабился, замычал:

– М-м, горит очаг… как вечный знак…

Площадка третьего этажа.

– Как вечный знак…

– Евгений Николаевич? – спросили за спиной.

Не оборачиваясь, Колосов сказал:

– Да.

Голову его сильно дернуло вперед и вбок. Звука выстрела Колосов уже не услышал.

2013 г.