Книга Неверные шаги - Мария Адольфссон

Брендон поднимает взгляд от ножа, глядит с искренним удивлением.

— Да… — помедлив, отвечает он. — Черт побери, не выбрасывать же деньги на ту дрянь, какую продают в “Квике”. А вы там покупаете?

— Иногда, — признается она и, чтобы не выглядеть совсем уж конченым человеком, добавляет: — Или в какой-нибудь пекарне.

Поговорив о выпечке хлеба и качестве сетевых магазинов, Карен подводит разговор к своей подлинной цели.

— Полагаю, вы слышали об убийстве в Лангевике. И, по всей вероятности, понимаете, что имеете отношение к Сюзанне Смеед? — добавляет она, вопросительно глядя на них.

— Да, — кивает Брендон, — весть об убийстве дошла и до нас. Но мы не читаем вечерние газеты, а дневные назвали имя лишь через несколько дней, так что мы не сразу сообразили, что это их дочка. Пера и Анны-Марии то есть.

— Верно. Сюзанна Смеед — урожденная Линдгрен. И, как вы понимаете, именно поэтому я к вам и приехала. Вы действительно какое-то время в самом начале семидесятых жили в одной коммуне с Пером и Анной-Марией Линдгрен и еще несколькими людьми?

— Да, конечно. С марта семидесятого до конца февраля семьдесят первого, если точно. Ровно год.

— И с тех пор все время жили на острове?

— Не совсем. Сперва мы перебрались в Копенгаген, тогда все так делали, но пробыли мы там всего месяц-другой, после чего уехали в Швецию. Там мы несколько лет прожили в другой коммуне, в Худдинге под Стокгольмом. А сюда переехали… когда, собственно?

Брендон вопрошающе смотрит на жену.

— В мае семьдесят шестого, — говорит она. — С тех пор безвылазно сидим здесь.

— Вы поддерживали контакт с Пером и Анной-Марией после возвращения? Или с кем-нибудь еще из тогдашней луторпской коммуны?

— Только с Тео Репом. Если вы имеете в виду регулярный контакт. Все разъехались кто куда, а ни мобильников, ни Фейсбука тогда не было, какая уж тут связь. Но, когда вернулись сюда, мы иной раз сталкивались с Пером и Анной-Марией, в Дункере.

— Однако не общались?

— Мне казалось, они не хотят. Во всяком случае Анна-Мария, — сказала Джанет. — Она была немножко… как бы это выразиться? Ранимая, что ли.

— Скажи, как есть, странная она была, — резко перебивает Брендон, и Джанет бросает на него вроде как предостерегающий взгляд.

— В каком смысле странная?

— Вы уж извините, — говорит Джанет, — но я что-то не пойму, какое это имеет отношение к убийству Сюзанны. Анны-Марии и Пера давно нет в живых.

Секунду Карен медлит. Потом решает сказать все начистоту:

— Откровенно говоря, я и сама не уверена. Видите ли, мы пытаемся составить себе представление о жизни Сюзанны и о том, что она была за человек. Вроде как складываем пазл, первоначальный кусочек которого — усадьба Луторп. Что вы можете рассказать о том времени? Как вышло, что вы вообще там очутились?

И опять супруги Коннор переглядываются, словно в поисках безмолвного согласия.

— Н-да, — в конце концов роняет Брендон. — Пожалуй, все началось, когда я решил, что Дядя Сэм обойдется во Вьетнаме без моей помощи.

— Брендон был дезертиром, — поясняет Джанет.

— Значит, вы американец. — Карен удивлена.

Почему-то она воображала, что и он, и Джанет из Великобритании. Оба свободно говорят по-доггерландски, а американский акцент от английского отличить трудно.

— А вы? Откуда вы родом?

— Из Саутгемптона, — отвечает Джанет. — Мы познакомились на острове Уайт тридцать первого августа шестьдесят девятого года. Я была там вопреки категорическому запрету родителей.

— А я находился там нелегально, приехал на частном судне из Амстердама, вместе с Тео и компанией хиппи. Поскольку по понятным причинам я несколько недель назад пропустил Вудсток, мы решили махнуть на Уайтский фестиваль. Он, конечно, масштабом поменьше, но я видел Дилана, а вдобавок познакомился с Джанет, так что не жалуюсь.

Брендон тянется к чайнику и вопросительно смотрит на Карен, она качает головой. Ее разрывают противоречивые чувства: с одной стороны, она бы с радостью просидела тут весь день, угощаясь хлебом с грецкими орехами и слушая рассказы о том времени, когда сама была младенцем в пеленках. С другой же — надо быть разумной, поднажать на них.

— И через год вы, стало быть, приехали сюда.

— Да, Тео, не помню уже, каким образом, познакомился с Дисой, которая еще раньше познакомилась с Тумасом и Ингелой. Думаю, они встретились, когда Диса училась в Копенгагене на акушерку. Тумас ведь по матери наполовину датчанин. В свою очередь они с Пером друзья детства. Словом, так или иначе, прошел слух, что Анна-Мария получила в наследство усадьбу в Доггерланде и что они подумывают создать коммуну.

— Как я понимаю, были и дети? В смысле, с самого начала.

— Верно. У Ингелы были двое мальчишек, с небольшой разницей в возрасте, Орьян и Лав. А у Дисы — дочка лет пяти, по-моему. Метта.

— А у вас есть дети?

— Да, сын. Но он родился гораздо позже. Дилан — биржевой маклер в Лондоне, — говорит Брендон с безнадежной миной, которая свидетельствует, что он желал сыну другой карьеры. — Мы делали, что могли, — добавляет он с кривой усмешкой.

— А Сюзанна, стало быть, родилась лишь через год?

— Да, но уже после нашего отъезда, так что об этом мы ничего не знаем.

Карен вскидывает брови:

— Об этом?

Джанет кладет руку на плечо мужа.

— Брендон имеет в виду, что атмосфера в усадьбе ухудшилась, мы чувствовали, что пора двигаться дальше. К тому же слыхали, что в Копенгагене происходят разные интересные события, вот и решили двинуть в Данию.

Джанет говорит быстро, и Карен вполуха слушает про то, как они поселились на старой армейской базе в Христиании, но выдержали там всего несколько месяцев, а потом опять уехали в Швецию. И догадывается, что Джанет в душе чертыхается, понимая, что Карен намерена сосредоточиться на Луторпе.

— Вы сказали, атмосфера ухудшилась. Что вы имели в виду?

Джанет встает с раздраженным видом.

— Это личное. Я в самом деле не понимаю, как это может быть связано с вашим делом.

— Может, вы и правы, но позвольте мне самой разобраться, — спокойно говорит Карен. — Прошло почти пятьдесят лет, никого из Линдгренов в живых не осталось, так что ваш рассказ ничем им не повредит.

— Он изменил жене, — коротко сообщает Брендон. — Пер завел роман с Ингелой, пока Тумас находился в отъезде. Пер был в отчаянии, а Анна-Мария просто чокнулась.

Джанет Коннор вернулась к столу с полным чайником, села с тяжелым вздохом.

— Она не чокнулась, Брендон. Просто впала в то, что сейчас назвали бы глубокой депрессией. В общем-то неудивительно, Луторп принадлежал ей, и, вероятно, она чувствовала, что все ее использовали и предали.