Книга Полковник Кварич - Генри Райдер Хаггард

– Прости меня, Эдвард, – вскоре сказала она нежным тихим голосом. – Согласна, все это выглядит довольно театрально, но я надела это платье по двум причинам. Во-первых, потому что я уже через час покидаю этот город и хотела бы остаться неузнанной, во-вторых, показать тебе, что тебе нет оснований бояться, будто я пришла сюда, чтобы устроить тебе сцену. Ты не мог бы зажечь свечи?

Он механически выполнил ее просьбу, а затем опустил жалюзи. Белль села возле стола и уткнулась лицом в ладони.

– В чем смысл всего этого, Белль? – спросил он.

– Сестра Агнес, ты должен так обращаться ко мне теперь, – сказала она, отрывая руки от лица. – Смысл всего этого в том, что я покинула мир и вступила в сестринство, которое заботится о бедняках Лондона, и я пришла попрощаться с тобой, сказать тебе последнее «прощай».

Он в изумлении посмотрел на нее. Его сознание отказывалось соединить эту прекрасную любящую женщину и жизнь в холодных монастырских стенах. Ему было неведомо, что подобные натуры, чья страстность нередко бывает причиной их гибели, наиболее способны к таким странным поступкам. Мужчина или женщина, которые действительно могут любить и терпеть – а они редки – могут также, когда их страсть полностью сломила их, повернуться, чтобы пойти вверх по каменистым тропам, ведущим к антиподам любви.

– Эдвард, – продолжила она, говоря очень медленно, – ты знаешь, какие отношения нас связывали, и что эти отношения значат для женщины. Ты знаешь, я любила тебя всем сердцем и всей моей душой… – после этих слов она вздрогнула и разрыдалась – Ты также знаешь, – продолжила она, – чем все закончилось… весь этот позорный конец. Но я пришла не затем, чтобы обвинять тебя. О нет, я не обвиняю тебя, это целиком и полностью моя вина, и если я что-то должна простить, то я прощаю. Какие бы воспоминания еще ни жили в моем сердце, клянусь, я подавила в себе все обиды, и я искренне желаю, чтобы ты был счастлив так, как ты представляешь себе счастье. Грех лежит на мне, вернее, лежал бы, обладай мы свободой воли, в чем лично я сомневаюсь. Мне следовало любить своего мужа или, вернее, человека, которого я считала своим мужем, поскольку при всех недостатках он был слеплен из другой глины, нежели ты, Эдвард.

Он поднял голову, но ничего не сказал.

– Я знаю, – продолжала она, указывая на портрет над камином, – что твои помыслы все еще сосредоточены на ней, я же для тебя – ничто и даже меньше, чем ничто. Когда я уйду, ты едва вспомнишь обо мне. Я не могу сказать, достигнешь ли ты своей цели, но мне кажется, что методы, с помощью которых ты пытаешься ее добиться, жестоки и постыдны. Но независимо от того, добьешься ты ее или нет, твоя судьба схожа с моей судьбой – ты будешь обречен любить ту, которая не только равнодушна к тебе, но которой ты неприятен; ту, что отдала свое тайное сердце другому мужчине. И я не знаю большего наказания, чем то, которое несут с собой эти ежедневные страдания.

– Звучит не слишком утешительно, – угрюмо произнес Эдвард Косси.

– Я всего лишь говорю тебе правду, – ответила она. – Как ты думаешь, какова была моя жизнь, когда я была окончательно сломлена и лишилась надежды, что решила покинуть мир и спрятать себя и свой позор под монашеским платьем? А теперь, Эдвард, – добавила она, немного помолчав, – я хочу кое-что тебе сказать, потому что я не уйду, – то есть, если ты позволишь мне уйти после того, что услышишь, – пока я не признаюсь. – И она подалась вперед и, глядя ему в глаза, прошептала: – Я выстрелила в тебя нарочно, Эдвард!

– Что?! – воскликнул он, вскакивая со стула. – Ты пыталась убить меня?

– Да, да, но не думай обо мне слишком строго. Я всего лишь обычная женщина, ты же приводил меня в бешенство… ты говорил мне, что я всего лишь твоя любовница, что де я не достойна общаться с той, на которой ты собрался жениться. Ты разозлил меня, и как только мне подвернулась возможность, – ружье, стоявшее у стены, – я выстрела в тебя. Боже, прости меня, я думаю, что я страдала больше, чем ты. О! Когда день за днем я видела, как ты лежал там, не зная, выживешь ты или умрешь, я думала, что сойду с ума от раскаяния и душевных мук!

До сих пор он ее слушал, а затем внезапно прошел через всю комнату к звонку. Она тотчас встала между ним и звонком.

– Что ты собираешься сделать? – спросила она.

– Что я собираюсь сделать? Я собираюсь послать за полицейским и отдать тебя под стражу за попытку убийства, только и всего.

Она схватила его за руку и посмотрела ему в лицо. Но тотчас отпустила.

– Конечно, – сказала она, – ты имеешь на это право. Позвони и пошли за полицейским, но только помни: сейчас никто ничего не знает, а на суде всплывет вся правда.

Это остановило его, и он задумался.

– Ну, так как? – сказала она. – Почему ты не звонишь?

– Я не звоню, – признался он, – потому что в целом, наверно, будет лучше тебя отпустить. Я не хочу больше с тобой связываться. Ты и без того навредила мне, а в конечном итоге даже пыталась убить меня. Уходи! Я думаю, монастырь – лучшее для тебя место. Ты слишком безнравственна и слишком опасна, чтобы оставаться на свободе.

– О! – воскликнула Белль, как будто ей было больно. – О! И это говорит тот, ради которого я дошла до такой жизни! О, Боже! Как жесток этот мир!

И она прижала руки к сердцу и, шатаясь, направилась к двери. Дойдя до нее, она повернулась, – ее руки все еще прижимали к сердцу грубую синюю ткань, – и тяжело прислонилась к косяку.

– Эдвард, – сказала она напряженным шепотом, ибо у нее перехватило дыхание, – Эдвард, я ухожу навсегда, неужели у тебя не найдется для меня ни единого доброго слова?

Он посмотрел на нее. Его красивое лицо было злым и холодным. Вместо этого он повернулся на каблуках.

И, по-прежнему прижимая руки к своему бедному, разбитому сердцу, она покинула его дом, покинула Бойсингем и этот жестокий, суетный мир. Через несколько лет этим двоим суждено было встретиться еще раз, и при довольно трагичных обстоятельствах, но история той встречи лежит за рамками этой. Для мира Белль мертва, но есть другой мир – мир болезней и грязных, неизбывных страданий и стыда, где прекрасное лицо сестры Агнес движется, подобно лучу небесного света. Именно там, те, кто ее знают, должны искать ее.

Бедняжка Белль! Бедная, опозоренная брошенная женщина! Да, она не была злодейкой, но роковая любовь и неуравновешенная сила ее разума, которые в более счастливых для нее обстоятельствах наверняка привели бы ее к иным вещам, чистым, правдивым и добрым, объединившись, затащили ее в позор и несчастья. Но за то зло, которое она сотворила, ей в полной мере воздалось, если не с лихвой. Мало кто из нас вынужден ждать наказания, чтобы получить воздаяние за наши глупости и наши грехи. Мы искупаем их здесь. Они с нами днем и ночью, рядом с нашим путем и нашей постелью, они вечно стегают нас кнутами памяти, насмехаясь над нашими пустыми желаниями и безнадежностью отчаяния. Кому дано избежать последствий греха или даже несчастья, которое привело к греху? Только не Белль и не мистеру Квесту, ни даже той жестокой гарпии, которая охотилась за ним до его могилы.