Книга Зеркальные числа - Тимур Максютов

Я на почтовике – вне колонны, Саша на «Джейране» – вслед.

Потом скажут, что я железной волей сплотил объединенные силы Париса и внушил всем веру в победу. Полная чушь. Откуда вера в победу с пестрой толпой калек, наскоро вооруженных чем попало и обученных кое-как? Просто я орал на них, не переставая. Не давая задуматься и испугаться раньше времени.

Серое облако приближалось. Казалось, что оно клубится: это был оптический обман. Нам многое тогда мерещилось.

Инопланетяне дали первый залп, предупреждающий: из тумана вылетели сиреневые искры неизвестного оружия, заплясали по обшивке трапперов и сухогрузов, заставляя трещать переборки, сходить с ума приборы и сжиматься сердца экипажей.

Дальше вы знаете. Как я приказал искать корабли пришельцев по искажению гравитационных линий. Как дал команду готовить залп вслепую.

Как растерянный траппер, избегая столкновения с тушей «Дракона», резко отвернул и потерял торпеду с наружной подвески.

Как эта торпеда самопроизвольно стартовала и полетела искать цель. И захватила излучение двигателя моего флагмана-почтовика.

А чему удивляться? Мы делали боевое оружие на коленке, в кустарных условиях, в жутком цейтноте. Странно, что не перебили друг друга случайными выстрелами еще до боя.

Я не видел этой торпеды, набирающей скорость. И мой пилот не видел. Да никто ее не видел: до залпа вслепую было сорок секунд, и все взгляды и щупальца радаров сошлись на сером облаке, прячущем врага.

Ее увидела Александра. Или почувствовала.

Своими тремя секундами она распорядилась единственно возможным для нее способом. Бросила «Джейран» на перехват и приняла смерть на себя. Предназначенную мне смерть.

Я ничего этого не знал. Я закончил маневр и дал команду на общий залп. Десятки ярких искр вонзились в бесцветное марево. А потом…

Потом была вспышка, безумная пляска огней, распадающийся на горящие клочки туман. Наверное, наш залп вызвал какую-то цепную реакцию у чужаков. Остался только бешено вращающийся сиреневый шар. Потом он стремительно сжался в полыхающий оранжевым бублик. Прыгнул в черный межзвездный бархат. И исчез.

Сначала была мертвая тишина. Затем эфир взорвался от радостных воплей:

– Йоу, мы сделали это!

– Круто, ребята, круто!

– Да здравствует свободный Парис! Слава командору!

Экипаж почтовика наперебой хлопал меня по спине, а я пялился в браслет комма, который сработал впервые после вылета с Земли – ни в полете, ни на Парисе он не включался ни разу. С неизвестного адреса пришло сообщение.

Вот оно:

– Так держать, Капитан Крюк!

* * *

Дел у нас невпроворот.

Я работаю по двадцать часов, сплю урывками. Да и весь Парис – в таком режиме. Мы наверстываем упущенное за тридцать последних лет.

Мы восстановили два «солнца» и подвесили над северным полушарием. Льды тают и отступают. В новорожденных озерах плещутся карпы, выращенные из привезенной «Джейраном» икры. Биолог Юлия реанимировала древние запасы семян. Первые зеленые ростки картошки на открытом грунте стали мне дороже первых лейтенантских звезд.

Мы восстановили базу в поясе астероидов и построили еще две. Жан объявил о самороспуске Братства Кормушки, теперь он – глава департамента снабжения.

Где-то на складе пылится гипердвигатель, снятый с «Джейрана». Иногда, когда я устаю материться на очередном совещании по поводу срыва запуска устричной фермы, я угрожаю:

– Достали вы меня, раздолбаи. Вот угоню сухогруз покрепче, вставлю гипер и свалю на Землю. Дорогу знаю.

Они хохочут. Эти смертельно уставшие инженеры, биологи и оленеводы не верят, что я способен сбежать.

Когда мы вернулись после боя, и вся планета встречала нас на космодроме, ко мне подошел мальчишка из технической обслуги. Я часто видел его: он крутился возле Александры, помогал ей с «Джейраном» и, кажется, был в нее влюблен.

Вокруг кипел праздник, пенилась ягодная брага, танцевали самбу и джигу. Мрачных было только двое: я и этот парень.

– Где «Джейран»? – спросил он.

– Там, – ответил я, – она прикрыла меня. И осталась там.

Он закрыл глаза. Поморщился. Так морщатся старики от внезапной сердечной боли.

– Неравноценный обмен, – сказал он. И протянул мне звездочку звукозаписи:

– Она просила передать, если не вернется. Я не хотел брать, но она заставила. Умела быть убедительной.

– Спасибо, – сказал я.

– Да пошел ты.

Мальчишку я больше не видел. Кажется, он ушел к шахтерам, прогрызающим сейчас туннель к железнорудному узлу.

* * *

Я никогда не переслушивал эту запись. Хотя звездочка всегда со мной. Я и так помню ее послание наизусть.

Мой командор!

Если ты слушаешь эту ерунду, значит, мы не вместе. Значит, ты вернулся из боя, а я – нет.

Это плохо. Лучше бы вместе – хоть по ту, хоть по эту сторону смерти.

Мне так и не хватило смелости. Решимости сказать тебе, как я люблю. Как я сразу согласилась, узнав, кто будет объектом операции. Я врала тебе: твой портрет ВСЕГДА висел над моей кроватью, не только в детстве. И в колледже. И в разведшколе. И мне было плевать, что начальство решило использовать тебя втемную, и это пованивает с точки зрения обывательской морали. Главное – быть с тобой рядом.

Конечно, я все делала согласно приказа. Постоянно держала связь с «Призраком» и сообщала о происходящем. Генерал Чугунный был мной доволен и даже обещал звание капитана по возвращении на Землю.

Да, мой старикашка. Я вовсе не «юнга» и не «кадет». Хотя пока и не командор. Я – лейтенант разведки.

Ты должен был сплотить Парис и превратить его в верную провинцию Империи. И ты сделал это. В смысле – первую часть. Чем станет Парис после, ты все равно решишь сам. И я заведомо с тобой согласна.

Ты хочешь, чтобы я извинилась за свою работу? «Хрен тебе в грызло» (копирайт Денис Крюков), старикашка. Это служба. У тебя – своя, у меня – своя.

Я сожалею только об одном: что не раздела тебя в каком- нибудь темном уголочке. Вы, мальчики, такие трусишки. И не важно, прыщавые мальчики или седые.

Прощай, командор.

И прости.

* * *

Я не знаю, где «Призрак» – прорвался через «Квадрат» домой или болтается рядом, подглядывая за нами.

Я не знаю, когда прилетят корабли с Земли. И прилетят ли вообще. Но если это случится – их встречу я.

Я, ревизор четвертой категории, командор боевого флота в отставке, а теперь – глава Свободного Париса, ничего не забыл. Я никогда не прощу им, что меня использовали втемную, как какую-нибудь шестеренку. Если мне попадется Чугунный, то я ему попорчу кристаллическую решетку. А Толика Бермана…