Книга Конец света. Первые итоги - Фредерик Бегбедер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внимание! Это лучший после «Прекрасной дамы» роман о любви, хотя в нем нет любовной истории. Это просто роман о любви и ее продолжительности. 1981 год выдался романтичным; тогда же, кстати, Мацнефф опубликовал «Пьян от плохого вина». Поскольку номером первым в своем рейтинге лучших книг столетия я поставил очень жестокий и нигилистический роман, то второе место мне, хочешь не хочешь, пришлось отдать книге, преисполненной надежды. При этом книге изобретательной, оригинальной, новой, а главное — не слащавой. Слава богу, что на свете есть Пауль Низон, и слава богу, что я с ним знаком. Пауль Низон — это швейцарский Миллер и парижский Сэлинджер. Свою миссию он обозначил в романе «Canto», изданном в 1963 году: «Никаких мнений, никакого плана, никаких обязательств, никакой истории, никакой интриги, никакого развития сюжета. Ничего, одна лишь страсть на кончике пера: писать, складывать слова в строчки; своеобразный фанатизм, служащий мне дорожной тростью и без которого я просто-напросто не удержусь и упаду от приступа головокружения». Мы не станем здесь затевать нудный спор о том, является ли Низон создателем «автовымысла» или нет (он утверждает, что да). Он отталкивается от собственной жизни и творит прозу из того, что сам называет «извержениями реальности». В любом случае можно рассказать свою жизнь и не будучи самовлюбленным нарциссом, но это нам известно еще со времен Жан-Жака Руссо и Бенжамена Констана. Низон внес свою лепту в общее дело: «конструировать реальность с помощью слов» означает то же самое, что «писать, чтобы выжить». Вопрос причастности, и в его случае эта причастность носит тотальный, бесповоротный характер. Низон выступает в роли Аттилы от литературы; ради нее он снесет на своем пути все, и там, где он прошел, останется лишь пустыня. Можно сказать, что он творит «прозу действия», как Джексон Поллок творил «живопись действия». Читая Низона, испытываешь ощущение, что раньше вообще ничего не читал. Читать Низона значит соучаствовать в творческом процессе — почувствовать его присутствие и его свободу, настоятельную необходимость каждой фразы. Каждый раз, читая Назона, я впадаю в транс, потому что сам автор постоянно пребывает в трансе. Он представляется мне последним писателем на земле. Тем, кто живет среди людей и их воспоминаний. Тем, кто постоянно задается вопросом: «Куда девалась жизнь?» Он — Диоген в штате фирмы «Allard».
Вот поэтапная МЕТОДИКА НИЗОНА:
1. Бросить все.
2. Писать о себе.
3. Посмотреть на других.
4. Перекроить, смонтировать заново, добавить импровизацию и впустить в книгу жизнь.
5. Всю жизнь тщетно ждать, что читатель тебя поймет.
А теперь вернемся к безумному роману «Год любви», посвященному «любовной интоксикации». На дворе 1979 год. Низону достается по наследству крошечная квартирка в Восемнадцатом округе Парижа, на улице Симар; он окрестил ее «спальней-ячейкой». Париж — город-легенда, город, где огромное число художников обрели свободу. Он мечтал о Париже, и вот в почти 50-летнем возрасте перебирается сюда, оставив позади весь предыдущий швейцарский опыт, включая несчастную любовь. Изначально он хотел назвать книгу «Одиночество в Париже». Он смотрит в окно и видит во дворе старика: тот кормит голубей и бранится с женой. Он слышит детский плач, звуки рок-музыки, соседей-африканцев. Поселившись в шумной мансарде чужого дома, он ждет, что не сегодня завтра на него свалится шедевр. Ждет день и ночь. И вдруг шедевр рождается, словно под гипнозом. Выясняется, что этот сын русского — великий романтик, исправно посещающий все бары на площади Пигаль, где собираются шлюхи. Он жаждет до дна испить каждую из них — Аду, Бризу, Доротею, Лоранс, Виржини, высосать их, как устрицы… «Едва оказавшись в постели, понимаешь, что тысяча и один способ прижиматься друг к другу, ласкать друг друга и покрывать друг друга все более жаркими поцелуями… что эта девушка, эта женщина в теле девушки по имени Доротея… это и есть любовь, потому что, твержу я себе, здесь все как в настоящей любви, бесконечные поцелуи, тысяча способов сплетаться телами, не говоря уже о собственно акте, сопровождаемом всевозможными стонами, вздохами и вскриками и одинаково прерывистым дыханием, да, если вам хорошо вместе, значит, это любовь…» Я в затруднении, потому что из Низона нельзя выбрать тот или иной пассаж; это поток, состоящий из отдельных фрагментов, похожий на мозаику, но мозаику текучую. После знакомства с молодой проституткой по имени Доротея рассказчик пьет на площади Клиши кофе со своим приятелем Битом (как Фердинан Бардамю в начале «Путешествия на край ночи»), затем, смешавшись с толпой зевак, слушает уличного джазового кларнетиста: «Я чувствовал к ним только любовь, к тем, кто стоял вокруг меня на улице в то утро». Оттуда он отправляется навестить свою старушку-мать: «Как хорошо, что ты пришел, ты мой единственный луч света, говорит она, и глаза ее наполняются слезами». Низон — одинокий бродяга, жалкий тип, существующий в обществе разобщенных индивидуумов, но он способен любить. «Я хотел написать о жестоком колдовстве любви, о чудовищной власти любви». Низон не пишет, он рисует любовь с помощью слов. Низон — это человек, который мечтает остаться один, но это ему не удается; до него вдруг доходит, что он нуждается в других людях. Он описывает мужчин и женщин без насмешки и ненависти. Можно ведь написать что-то красивое, не иронизируя. Писателям будущего, желающим избегнуть цинизма и равнодушия, Низон предлагает рабочую площадку — смешанное с гневом восхищение, которое является главным условием искусства; он зажигает для них свет в конце туннеля. И все-таки он мог бы назвать свою книгу «Спасенный шлюхами»…
//- Биография Пауля Низона — //
Сам себя он определяет как «городского кочевника». Он принадлежит к числу величайших в мире писателей, и тем не менее никто не пристает к нему на улицах Парижа. Я не знаю другого такого чисто парижского фланера, хотя на самом деле он — швейцарский немец. Друживший с Максом Фришем и Элиасом Канетти, он с ностальгией вспоминает о красоте бернских пейзажей, на фоне которых протекло его детство, — крутые горы, а дальше, к югу, — «обещание моря». Пауль Низон родился в 1929 году в Берне. Ему давным-давно должны были присудить Нобелевскую премию по литературе. «Текучие места» («Die gleitenden Plätze», 1959), «Canto» (1964), «Год любви» («Das Jahr der Liebe», 1981), «Штольц» («Stolz», 1988) — каждая из его книг являет собой пример ума, нежности и глубины. Последние 40 лет он живет в Париже, продолжая вести дневники на немецком языке. «Я был счастлив, счастлив до слез, когда оказался в Париже совсем один» («Год любви», 1981).
Необходимо восстановить контекст. В 1991 году никто не ожидал подобной вспышки. Даже если темы насилия, наркотиков и снобизма уже появлялись в «Меньше, чем ноль», мы и представить себе не могли, что Брет Истон Эллис разродится таким радикальным монстром, как «Американский психопат». Этот роман прикончил ХХ век. В нем есть все: всемогущество капитала, психопатия Уолл-стрит (за 20 лет до краха «Леман бразерс»), садистская жестокость, извращенный эротизм избалованных детей Америки, городское одиночество, леденящий кровь черный юмор и цинизм на грани нацизма. «Американский психопат» — шедевр окончательно победившего нигилизма, это роман, который ставит точку на прошлом и объявляет о наступлении эры дегуманизации. Никто не хотел его издавать. В США издательство «Simon & Schuster» отвергло рукопись (потеряв крупную сумму, авансом выплаченную автору). Во Франции издательство «Christian Bourgois», опубликовавшее «Меньше, чем ноль», а до того, в 1989 году, выпустившее «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, также отказалось печатать книгу; несколько лет спустя сам Бургуа (сокурсник моего дяди Жеральда по Сьянс-По) признался мне, что страшно сожалел об этом решении, но его реально достали всякие фанатики со своими фетвами; действительно, сразу после выхода книги Эллису угрожали некоторые ультрарадикальные феминистки наподобие той, что выпустила три пули в Энди Уорхола. В итоге во Франции книгу напечатало издательство «Gérard-Julien Salvy».
