Книга Неужели это я?! Господи... - Олег Басилашвили
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бедная Дина бледнеет, привстает с автобусного кресла, хочет бежать и покупать недостающее.
Приходится усаживать ее, объяснять, что мы врали немилосердно, что это розыгрыш, и просить прощения.
– Дураки! Боже, какие дураки!..
Эта наивность не мешала, а может быть, и помогала ей быть мудрой в подборе пьес, в работе с авторами, в умении отказать, когда это необходимо, не обидев автора.
Вампилов – ее открытие для театра.
С утра до ночи в ее кабинетике, как ни войдешь, – дым коромыслом: очки, сигарета, пепел, рукопись перед нею, да не одна, не видно ее за штабелями папок, бумаг, книг.
Талант ее – в истовой любви к театру, к актерам, литературе. В святой вере в необходимость театрального процесса и его главенства надо всем, что мы называем жизнью.
В преданности своему театру-дому. Товстоногову.
Вот так они жили и работали – вместе! Шварц находила достойный и необходимый здесь и сейчас литературный материал, Товстоногов заражал всех своим видением окончательного результата, Сирота кропотливо и настойчиво помогала актерам органично зажить в предлагаемых обстоятельствах пьесы и будущего спектакля, и, наконец, Товстоногов и объединял все в одно: пьесу, работу актеров, художника, осветителей и добивался воплощения той «картинки», которая виделась ему вначале, придавал ей объем, плотность, яркость.
Последней из триумвирата ушла Шварц.
С ее уходом закончилось явление, которое называлось БДТ имени Горького.
Не могу удержаться. А надо бы. Может быть, вымараю эту главку, а может быть, нет.
В Ленинграде гастролировал знаменитый театр «Арена-стэйдж» из США. Привезли американцы «Наш городок» Т. Уайлдера, поразивший всех нас. Мы познакомились и подружились с американскими актерами, приглашали к нам на спектакли.
Однажды после «Ревизора» собрались в кабинете Товстоногова. Режиссер «Арена-стэйдж» мистер Алан, чудесный молодой парень с широкой белозубой улыбкой, сказал, обращаясь ко мне: «Ви – клоун!» Внутренне я содрогнулся, хотя виду не показал: ведь слова «клоун», «цирк» в применении к драматическому актеру, по нашим понятиям, звучат оскорбительно! Виду я не показал, но только ответил: жаль, что он не увидел того-сего в моем Хлестакове. А он говорит: «Что вы! Все я увидел! Но все это было уморительно смешно. Как у Чаплина. Слышали о таком? Очень смешно и грустно!! Он – клоун! Это высочайшее звание для актера! Так вот вы – клоун!!»
Не скрою, если Алан был искренен, – лучшего комплимента в свой адрес я не слышал!
БДТ на гастролях в Риме. Привезли и «Дядю Ваню».
У меня жесткое расписание: встаю в 7.30, делаю легкую зарядку. Спускаюсь вниз, в ресторан. Континентальный завтрак состоит из чая, к которому дают булочку, немного масла, немного повидла и кусочек сыра. Все. Маловато. Поэтому все наливают себя чаем, чтобы почувствовать сытость.
Закуриваю «Беломор» – и на улицу Корсо. Надо посмотреть все, поэтому в десять утра я уже в городе. До обеда у меня три свободных часа. План на сегодня – Пантеон. Рим город маленький, поэтому всюду хожу пешком. Да и денег…
Вот он, Пантеон. Удивительное сооружение!! Стою, глазею.
– Извините, – с сильным акцентом, но по-русски обращается ко мне невысокий мужчина в очках. – Вы артист, не так ли?
Отвечаю, что да, я артист из СССР, здесь на гастролях. Мужчина говорит, что видел «Дядю Ваню», когда мы были на фестивале в Эдинбурге, что это было «незабываемое впечатление»; узнав, что БДТ в Риме, он прилетел из Англии, взяв с собой шесть человек друзей, «чтоб и они могли увидеть вас». Далее последовала английская речь, из которой я понимал только «best actor», «I’m very glad to see you on the stage today» (лучший актер; буду счастлив еще раз увидеть на сцене сегодня). Я: сеньк ю! сеньк ю! – а сам думаю, не аферист ли какой, сейчас чего-нибудь попросит, объегорит: итальянцы, они ведь такие… Хотя он англичанин. Нет, мужчина в очках, закончив монолог, протянул мне руку, пожал, поклонился и ушел.
И тут обдало меня жаркой волной счастья – никакой он не аферист, просто зритель, которому понравился мой дядя Ваня. Так понравился, что он прилетел в Рим, чтоб еще раз увидеть спектакль. Как мне было приятно, как я был счастлив! Счастливым вошел в грандиозную пустоту Пантеона, счастливым вышел на солнечную Корсо, поднялся к себе в номер ровно в час, достал из чемодана крохотную лабораторную электроплитку, поставил на нее кастрюльку с «макаронами по-флотски» из пакета, кипятильник опустил в чайник, поел. На это ушел час. И – спать. До четырех. Вечером «Дядя Ваня» в помещении «Театро Арджентино». Вот оно, счастье!
Вечером играю «Дядю Ваню». Играю плохо. На редкость. Как ни старался.
Испания, Барселона. На бульваре Рамбле – клетки с попугаями, яркая толпа, цветы, цветы… Сплошное разноцветье – попугаи зеленые с красными носами, красные, желтые, цветы – вся радуга, солнце, смех, музыка. В уголку плотно сгрудились советские туристы, узнаю их по прическам «хала» у женщин, мужчины в черных костюмах, при галстуках. Лица райкомовские. Стоят спина к спине, готовы отразить любое нападение. Подхожу. Напряглись. Спрашиваю, показывая на блистающий красотой бульвар: «Ну, как вам Барселона?» Тяжкая пауза. Наконец одна женщина с химической завивкой, набравшись мужества, снисходительно бросает: «А! Пусть живут!»
Разрешили пожить, значит. И на том спасибо.
Но я – о «Дяде Ване».
Путь мой на бульвар Рамбле был не просто прогулкой. Я хотел купить в одном из шикарных магазинов, расположенных вдоль бульвара, кожаную куртку. Испанская кожа – блеск! Или, как теперь говорят, клево, блин!
Захожу в магазин. Дразнящий запах новой кожи. Вот они – куртки всех цветов, фасонов, пиджаки, брюки. Объясняю молодому продавцу, как могу: «Май сайз фифти фор, плиз». Парень приносит несколько. Меряю – как-то не то. Одна коротковата, на другой кожа грубовата, третья – ой, мама! – дико дорого стоит, но хороша, зараза! Но у меня же Оля, Ксюша, Галя – с этой курткой моих суточных на все не хватит!
Подходят наши артисты в робкой надежде на скидку, если купят сразу пятеро.
Я перед зеркалом пытаюсь решить неразрешимое. «Берите, берите! – это наши, с тоской в глазах. – Хорошая куртка! Кофе с молоком! Кожа словно шелк!»
Вдруг парень-приказчик прекращает суету. Что-то быстро говорит по-испански, что-то спрашивает. «Русьо?» – и пальцем на нас. Я ему: «Ай эм но андерстенд», – дескать, не понимаю, Думая, что я говорю по-английски, он начинает коряво строить английские фразы: «Руссо? Ваниа? Ваниа?» – улавливаю я. Артисты наши: «Йес, йес, зис из диадиа Ваниа», – и пальцем в меня тычут. Общими усилиями переводим его речь на русский язык. Оказывается, вчера ночью, поздно, часа в два, его разбудил приятель, который не спал. Не мог он заснуть потому, что был на спектакле советского театра, смотрел «Дядю Ваню».
Приказчик берет телефонную трубку, звонит приятелю. Объясняет ему, видимо, что вот, дескать, здесь артист – твой дядя Ваня. Кладет трубку на рычаг, и мы, поднапрягшись, понимаем, что приятель продавца не может прийти, что он на работе. Но в знак благодарности и восхищения он дарит мне куртку, которую я выберу. Я, трепеща, выбираю. «Пли-из», – говорит продавец, свистя кожей и шелковой подкладкой, шурша невиданным доселе пластиковым пакетом с яркой надписью. Мы жмем друг другу руки. Я опять счастлив! Причем вдвойне!! И за Ивана Петровича Войницкого, и за себя – счастливого обладателя красивой куртки, и за детей и Галю, которым могу теперь купить подарки подороже.