Книга Дочь Империи - Раймонд Фейст
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов, утомившись, Бантокапи изрек:
— Этот глупец поганит землю Акомы. Повесьте его.
Стоявший поблизости Кейок, сохраняя каменную неподвижность лица, не сказал ни слова. Предав пленных солдат позорной публичной казни, Бантокапи наносил властителю Минванаби тяжелейшее оскорбление. Военнопленные либо удостаивались почетной смерти от меча, либо становились рабами. Только когда застарелая, не знающая пощады кровная месть переходила все мыслимые пределы взаимного озлобления, человек мог позволить себе такой плевок в лицо врагу. Похвалиться подобным деянием значило накликать на свою голову куда более жестокое возмездие… и в конце концов союз с Анасати уже окажется недостаточной защитой роду Акома. Мара понимала, сколь высоки ставки в этой игре. Если Джингу раздразнить до неистовства, то в следующий набег будут снаряжены не триста солдат, одетых как серые воины, а три тысячи закованных в броню легионеров, носящих оранжевый и черный цвета Минванаби; они, как стая ядовитых насекомых, слетятся на землю Акомы. Мара увидела, как Кейок потирает пальцем подбородок, и поняла, что их заботит одно и то же. Она должна попытаться переубедить мужа.
— Господин мой, — проговорила Мара, коснувшись влажного рукава Бантокапи.
— Они всего лишь солдаты, исполняющие приказ хозяина.
В глазах властителя Акомы вспыхнул холодный злобный огонь.
— Вот эти? — спокойно спросил он. — Ну что ты, жена, они же просто серые воины, бандиты и разбойники. Я ведь спросил у одного из них, не состоит ли он на службе у Минванаби, ты же сама слышала. Если бы он ответил, я оказал бы ему честь, убив собственным мечом. Но он всего лишь преступник, не заслуживающий ничего, кроме веревки, разве не так? — Тут он широко улыбнулся и крикнул своим людям на плацу:
— Выполняйте, что вам приказано.
Солдаты Акомы поспешили за веревками, и пленников погнали к деревьям на обочине Имперского тракта. Одному из мастеровых приказали соорудить надлежащую вывеску, чтобы всем и каждому стало известно о позоре казненных. К закату последний из них будет уже болтаться в петле.
Солдаты, не участвовавшие в приготовлениях к казни, разошлись по казармам. Входя в дом, Бантокапи не стал снимать сандалии, и, когда он круто обернулся, чтобы позвать слуг, от дощечек пола отлетело несколько щепок: драгоценное дерево не было рассчитано на столь энергичные движения подкованных подметок. Сделав в уме заметку, что надо будет потом приказать рабу отшлифовать полы, Мара вернулась на свои подушки. Когда прибежали слуги, супруг не дал ей разрешения удалиться, поэтому ей пришлось остаться и наблюдать, как его освобождают от доспехов.
Когда с него сняли кирасу, властитель Акомы, расправив мускулистые плечи, сказал:
— Этот властитель Минванаби — тупица. Он думает оскорбить моего отца, убив сначала меня, а потом разделаться с тобой, со слабой женщиной! Он не знал, с каким солдатом имеет дело, верно? Как удачно это вышло, что ты выбрала меня, а не Джиро. Мой братец умен, но он не воин. — В глазах Бантокапи опять загорелся зловещий огонь, в котором Мара безошибочно угадывала искру чего-то большего, чем простая хитрость. Приходилось согласиться с тем, что сказал Бантокапи в ночь после свадьбы. Ее муж не был глупцом.
Мара попыталась как можно мягче умерить его мальчишеское бахвальство:
— Это действительно большая удача для Акомы, господин мой, что сегодня ею правит воин.
Бантокапи так и распирало от спеси, и похвала жены немало этому способствовала. Он отвернулся, передавая слуге последнюю часть доспехов, но потом вгляделся в свои перепачканные пальцы и внезапно ощутил всю усталость, накопившуюся за два минувших дня.
— Я буду долго отмываться в ванне, жена моя, а потом составлю тебе компанию за вечерней трапезой. Я решил сегодня не наведываться в город. Боги не одобряют избытка гордости, и, возможно, сделано уже достаточно, чтобы взбесить Джингу. Благоразумнее будет не дразнить его еще больше.
Он шагнул к дверям, чтобы ветерок, доносящийся из сада, обсушил его влажную кожу. Мара в молчании наблюдала за ним. Силуэт его приземистого тела с кривыми ногами на фоне желтого вечернего неба производил несколько комическое впечатление, но ей было не до смеха. Когда Бантокапи удалился, Мара уставилась на грязный ворох одежды, который оставил на полу ее супруг. Мысли у нее были самые мрачные, и она не услышала, как вошла я остановилась рядом Накойя. Тихо, почти беззвучно, ее старая няня шепнула:
— Если ты собираешься убить его, госпожа, то поторопись. Он намного умнее, чем ты предполагала.
Мара лишь кивнула в ответ. Про себя она уже считала часы. Не раньше, чем родится ее дитя. Не раньше.
* * *
— Мара!..
Голос раскатился по всему дому. Служанки помогли жене властителя Акомы подняться с подушек. Она была уже на полпути к выходу, когда дверь открылась и вошел Бантокапи с побагровевшим от раздражения лицом.
Мара поклонилась:
— Я иду, Банто.
Он поднял мясистую руку и потряс в воздухе стопкой бумаг; каждая из них была испещрена рядами мелко написанных цифр.
— Что еще за новости? Когда я проснулся, все это громоздилось у меня на столе!
Он громко топнул ногой и сразу стал похож на разъяренного нидру-быка. Сходство усиливали его налитые кровью глаза — следствие излишеств, которым он предавался в дружеской компании минувшей ночью.
Несколько молодых солдат — вторые и третьи сыновья из семей, верных властителю Анасати, — сделали остановку на пути в Равнинный Город, чтобы нанести визит Бантокапи. Беседа с ними затянулась на много часов, ибо их дома принимали участие в пополнении гарнизонов для весенней кампании против варваров, населяющих мир за магическим коридором — Мидкемию. Наступил третий год войны; рассказы о богатствах Мидкемии побудили несколько политически нейтральных домов присоединиться к Военному Альянсу. Такие перемены резко обострили противостояние Партии Войны и консервативной Имперской Партии; Борьба за влияние в Высшем Совете день ото дня становилась все более ожесточенной. Властитель Минванаби был подлинным столпом Партии Войны, во главе которой стоял Имперский Стратег, тогда как властитель Анасати был центральной фигурой в Имперской Партии, а это положение считалось весьма престижным, поскольку его мог достигнуть лишь вельможа, связанный с Императором узами кровного родства.
Не обученный хорошим манерам, которые отличали его имперских родичей, Бантокапи швырнул бумаги жене:
— Что, по-твоему, я должен со всем этим делать?
— Супруг мой, это ежемесячные домашние расчеты, бюджет на три месяца, донесения от управляющих твоими имениями и описи тамошнего имущества… — Опустив глаза, она посмотрела, какие документы рассыпаны вокруг ее лодыжек.
— Ах да, и еще планы заказов на шкуры нидр на следующий год.
— Но я-то почему должен с этим возиться? — Ее муж в сердцах простер руки к небесам.