Книга Пережить бы выборы - Наталья Горская

– А вот ваш Тарелкин вчера из восьми часов рабочего времени шесть проговорил о политической платформе «Надстройки»!

– И что? Уволить мне его теперь?

– Не мешало бы. Чтобы другим неповадно было.

– Теперь во всём такой подход к людям и жизни: того уволь, этого выгони, с женой разведись, детей брось – незаменимых нет, других найдёшь. Потому такая разруха вокруг. Не ценим людей. Да такого токаря, как Тарелкин, ещё поискать надо! Это наши политики да зажравшийся бомонд в стрингах думают, что рабочий человек – дикарь безграмотный, которого любым дерьмом можно заменить, если он уйдёт. А мы уже сейчас столкнулись с проблемой, что заводские старики уходят на пенсию, а заменить-то их некем. И вертлявая блядь в стрингах не заменит моториста или механика пятого разряда, потому что знать и уметь надо слишком много. А они умеют только голой жопой вертеть да в блогах гадить! Это «Дом-два» любой вести может, а работать токарем, как работает Тарелкин, может далеко не каждый. Да, он поговорить любит, но при этом он работать продолжает и выполняет свою норму. Таксист тоже машину ведёт и с пассажиром разговаривает, врач больного осматривает и может говорить о прекрасном. Что ему теперь – рот себе заклеить? Вообще, подло это, Аркадий Константинович, рассылать своих агентов по цехам, где они подбивают людей на болтовню о политике, а потом засекают, кто сколько времени на эти разговоры потратил. За это морду бьют, между прочим, в наших кругах!

– Она сказала, что не она первая начала! – стал спасать репутацию Надежды Алексеевны старший нормировщик.

– Ага, «не виноватая я, он сам пришёл», – засмеялись начальники других цехов. – Мы своих сотрудников проинструктируем, чтоб молчали, как рыба об лёд, когда кто из нормировщиков забежит к нам «на чай».

– Нет, нашли к кому прицепится, – всё больше негодовал начальник цеха капремонта. – К Тарелкину! Ещё бы депутатам выговор сделал, что они вообще ВСЁ своё рабочее время на болтовню тратят.

– Депутаты не у меня в подчинении, – быстро отреагировал нормировщик.

– Зато у меня их стараниями цех в девяностые годы вообще без работы сидел. Только в последние годы какие-то заказы пошли. Мы теперь месяц, а то и два, выполняем то, что раньше надо было сделать за неделю. Времени свободного много, вот и травят люди байки. Работой нас загрузите, так болтовня на рабочих местах уйдёт сама собой безо всяких подписок! Чего вы добиваетесь? Я начну хамить рабочим, они разбегутся. Они нынче шибко нервные – кто на их место пойдёт? Боря Моисеев с Серёжей Зверевым? У меня парни каждый монтировку может в узел завязать – куда они пойдут с такими навыками? Программу «Время» вести? Они пойдут на большую дорогу и ту же монтировку с собой прихватят! У нас что, сейчас мало людей по подворотням в сумерки режут, душат, давят, потому что здоровые и полные сил люди на хрен не нужны своему государству? У нас две трети рабочих – из пригородов, с окраины, где работы вообще никакой нет, где все предприятия стёрты с лица земли стараниями наших «великих реформаторов» ещё в девяностые. Там каждый четвёртый уже отсидел по причине массовой безработицы и безденежья. Нам ещё правоохранительные органы спасибо должны сказать, что мы держим на работе людей, перед которыми в случае потери трудоустройства выбор стоит небогатый: или сразу вешаться, или идти закон нарушать.

– Ну, уж этого мы точно никогда не дождёмся, – улыбнулся главный инженер.

– Я не знаю, куда вы опять вырулили со своей политикой? – переживал Аркадий Константинович. – Я же совсем не об этом говорил, Вова!

– Я тебе не Вова! – обиженно огрызнулся начальник капремонта.

– Да не о том речь, Вова ты или Володя. Я просто хочу тебя спросить: тебе сейчас легче стало, что ты столько говорил о том, что мы и так все знаем? Что толку говорить обо всём том, на что мы не имеем никакого влияния? Народ мечется, выясняет, кто за коммунистов, кто за демократов, а я их не различаю. Они все были коммунистами, как мы все когда-то были пионерами. Чем мне симпатичны нынешние коммуняки, так тем, что не переименовывают себя, а так и остаются сами собой. А их бывшие соратники по КПСС как только нынче себя не окрестят! И народники они, и либералы, и радикалы, а суть у всех одна: отхватить хату в Первопрестольной и прочие «рабочие принадлежности» современных российских политиков. Честнее надо быть, честнее. Надо так и сказать: «Хочу из Сибири перебраться в Москву», а не брехать, как у него душа за народ изболелась. Когда наши граждане начинают говорить о политике, я теряюсь! О чём они говорят? О какой политике? Где вы её видели? Её у нас нет! Чего вы бегаете со своими кандидатами, как казак с шашкой! Хлопочете: «Ах, нашу партию конкуренты обошли, нашим избранникам пять стульев в Думе зажали, не тем отдали!». Каким «нашим»? Они-то вас такими же «нашими» считают? Какая разница, что на этих пяти стульях будут сидеть депутаты не «Справедливой России», а «Единой»? Какие вы различия видите между теми и этими? Что те, что эти – никто работать не будет, это всем изначально ясно. Я вас уверяю: на нашей с вами жизни ну вот никак не скажется, что кому-то там на пару-тройку стульев больше достанется. На них будут сидеть те же костюмы, те же мозги, при тех же бабках, на тех же иномарках. Близнецы-братья! Один речист, как Цицерон, другой ещё речистей, только говорит, как Демосфен, наложивший себе в рот камней для выработки силы речевого аппарата. И что? Россия от этого богаче и успешней стала?

– А это не есть задача власти: делать Россию богатой и успешной, – удивился главный технолог. – Каждый сам за себя.

– Что такое политика? Нет, как Вы лично это слово понимаете?

– А хрен его знает!

– Политика от слова «полис», что в переводе с древнегреческого означает «государство». Точнее, это означает «город», но в те времена города и были государствами. Политика – это содержание государства, ведение дел государства, как единого хозяйства. А сейчас из политики сделали болтовню, а государством никто не занимается. Никто не хочет, да и просто не умеет этим заниматься. Поэтому только языками болтают – это все умеют с самого рождения, так что и учиться не надо. И именно такая политика-трепотня отвращает людей от насущных дел политики, делает их аполитичными. Как у нас сейчас представляют себе политика многие люди? Человек, который много говорит, желательно – с трибун, желательно что-нибудь о падении морали и повышении патриотизма. Сам говорящий при этом не раз замечен в аморальных делишках, а под патриотизмом понимает спасение самого себя силами родной армии, когда его за границей Гаагский трибунал за воровство прихватит. На самом деле власть – это самая тяжёлая работа, какая только может быть на свете, а у нас из власти сделана очередь за привилегиями: вот тебе квартира в хорошем доме, вот тебе машина с личным водителем. Вот за чем туда люди лезут, а не для того, чтобы как царь Пётр жить на болотах в маленьком домике, своими руками строить корабли, камни таскать для мощения улиц. Это Пётр мог во время наводнения броситься в воду и спасать простых людей. Жестокий был человек, но за одно такое участие в делах своей империи ему всё можно простить. В нашей истории ни одного другого такого не было. А сейчас и подавно у нас все лезут во власть, чтобы потом народу советы давать на манер Марии-Антуанетты. Они не знают, да и знать не хотят, откуда хлеб берётся, а когда народ станет роптать, они швыряют в лицо нам: «Да вы же у нас самые лучшие! Никого нет лучше нашего народа!». Конечно, нет. Антуанетте-то башку быстро с плеч снесли, а у нас веками таких «антуанетт» терпят.