Книга Палач. Костер правосудия - Андреа Жапп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Услышав о приходе Ногарэ, Карл де Валуа сразу же приказал привратнику принести легкое угощение и непременно кувшин хорошего вина.
* * *
Он с несколько принужденным радушием принял позднего гостя, с наигранной сердечностью пожав его руку обеими руками.
– Какое счастье и какой сюрприз видеть вас здесь, мессир де Ногарэ.
– Для меня находиться здесь – счастье и величайшая честь, монсеньор.
– Прошу вас, присаживайтесь. Я знаю, насколько драгоценно ваше время, и могу лишь предполагать, что вас могло привести ко мне дело исключительной важности.
В глубине души Ногарэ был даже признателен за такой прием, который избавлял его от непременного обмена любезностями перед тем, как перейти к сути. Он подождал, пока слуга поставит на стол украшенные серебром стаканы и блюдо с миндальными пирожными, яблоками и айвой, и лишь затем уселся на стул, который указал ему брат короля. Ножки этого стула были чуть короче, чем у того, на котором расположился сам монсеньор де Валуа.
За то время, которого Ногарэ не хватило, чтобы произнести и одной фразы, брат короля успел с жадностью проглотить два фруктовых пирожка и наполовину осушить свой стакан вина. У Ногарэ подобная прожорливость, так же как и разорительная пышность громадной прихожей, устланной великолепными коврами и отделанной мрамором и редкими сортами дерева, вызывала отвращение. На губах королевского советника появилась дежурная улыбка.
– Прежде всего, монсеньор, спешу вас уверить, что безвременная кончина свекра вашей дочери Изабеллы глубоко затронула меня. Какая трагедия!
– Да, два этих дня у меня все внутри так и переворачивалось…
«Если бы ты меньше жрал, у тебя внутри все было бы так же спокойно, как и у меня», – подумал мессир де Ногарэ, склоняя голову в знак сочувствия, старательно прогоняя от себя видение, как Валуа спешит в укромный уголок, чтобы не обнаружить признаков радости.
– Да, Бог забирает то, что дал в своей бесконечной милости.
– Необыкновенно точно сказано. И все же Артур, родственник вашей любимой дочери…
– Вернет себе корону герцога Бретонского.
– А затем Изабелла, будущая герцогиня, не замедлит произвести на свет чудесного младенца, – продолжил Ногарэ.
Валуа еще больше насторожился, что не ускользнуло от взгляда советника.
– Да, появится прямой наследник, – подчеркнул брат короля. – Ей же не четырнадцать лет.
– Верно, но говорят, что она немного нездорова и обессилена, – осторожно заметил Ногарэ.
– Черт возьми! Кто имеет дерзость распространять подобные слухи? Моя дочь прекрасного и крепкого сложения. Возможно, она потрясена безвременной кончиной своего почтенного родственника, но могу вас заверить, что Изабелла принесет обильное потомство[193].
– О, в этом нет никаких сомнений. У меня просто сердце кровью обливается при мысли, что герцогство Бретонское не вернется к семье Валуа, которая столько сделала, чтобы воцарился мир. Тем более… тем более что косвенно у Жана Второго могли остаться какие-то сложности с нашим обожаемым сувереном.
Валуа непроизвольно моргнул, и Ногарэ понял, что тот снова испытывает неловкость. Брат короля осушил свой стакан и проглотил еще пару фруктовых пирожков, а затем спросил, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее и непринужденнее:
– Сложности?
– Именно так; то ужасное дело с убийствами детей в Ножан-ле-Ротру, входящем в герцогство Бретонское. Весьма к счастью, один из… источников сведений…
– То есть один из ваших шпиков? – резко перебил его Валуа.
– Что за грубое определение, монсеньор… Информаторы мне требуются, чтобы как можно лучше служить королю, вашему брату, – прошептал Гийом де Ногарэ. – Итак, один из моих источников полностью меня успокоил. Гнусный убийца очень хорошо расстался с жизнью. Хотя слова «очень хорошо» не совсем соответствуют действительности. Его агония была долгой и ужасной, как он того и заслуживал. Вот что мне сообщили.
* * *
Монсеньор де Валуа посмотрел на него долгим недоверчивым взглядом, пытаясь разгадать смысл последнего намека. Ногарэ только что добился того, что старался обрести: уверенности, что брат короля не оплачивал и даже не поощрял эти бесчеловечные убийства.
Без сомнения, он воспользовался этой трагической историей, чтобы сделать подкоп под Жана II и его право сеньора, земли которого представляли собой ненавистный, но весьма процветающий анклав посреди земель Перша и Алансона. Без сомнения, при поддержке настоятельницы аббатства Клэре, мадам Констанс де Госбер, конфидентки его супруги и двоюродной сестры папы, он неизбежно вызовет и неудовольствие населения. Это сыграло бы на руку Филиппу Красивому, который без колебаний удалил бы Жана Бретонского из Ножана, чтобы вернуть эти владения своему брату. Учитывая все эти обстоятельства, Жан II слишком зависел от благоволения короля, чтобы рисковать вызвать его гнев, противореча ему. Поэтому Валуа и прибег к этой военной хитрости.
В глубине души Ногарэ допускал такой способ действовать, несмотря на свое пристрастное отношение к Карлу. И все же он испытал облегчение, убедившись, что брат короля не замешан в этом гнусном деле. Что же касается всего остального, касающегося постоянных стараний его высочества увеличить свое состояние, здесь мессир де Ногарэ не собирался ослаблять свой надзор. Несмотря на тревожные донесения относительно плодовитости молодой Изабеллы, которые Ногарэ регулярно получал от одной из бабок[194], ее отец Карл надеялся, что та заполучит герцогскую корону независимо от своего супруга.
Итак, эта история закончена. Дюжина маленьких мучеников рассталась с жизнью ни за что ни про что. Впрочем, какое это имеет значение? Никакого. Тем не менее мессир де Ногарэ не собирался терять случай попортить кровь Карлу де Валуа, намекнув ему, что в запасе у него имеется некий печальный секрет, который однажды может нанести ему некоторый ущерб, если представится благоприятная возможность для этого. Более того, нечестивое высокомерие Аделина д’Эстревера вызывало у Ногарэ приступы отвращения и холодной ярости. Ничтожество, которое вообразило, будто занимает место Господа Бога, принося его невинных агнцев в жертву своей алчности и желанию угодить его высочеству де Валуа… Этот проклятый грешник должен заплатить за то, что совершил.
* * *
– Это вино – настоящий бархат, – заметил мессир де Ногарэ, отставляя в сторону стакан, едва пригубив его содержимое. – Что же касается двенадцати несчастных замученных детей, вы можете возразить мне, что большинство из них и так умерло бы от голода, болезни или несчастного случая. Однако тот самый источник сведений, который тщательно держит меня в курсе всех новостей, как бы это сказать… упомянул, что за этой темной историей есть некая могущественная рука. Мне представляется, что настоящий убийца – вовсе не какой-то жестокий полоумный тип.