Книга Палач. Костер правосудия - Андреа Жапп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну конечно. И из-за твоей обиды тринадцать детей распрощались с жизнью, – иронично заметил Ардуин, а затем добавил ровным деловым тоном: – Морис Деспре, я должен отнять у тебя жизнь. Я не прошу у тебя прощения, так как ты не являешься моим братом во Христе. Я оставляю тебе несколько минут, чтобы ты смог вручить свою душу Создателю, если он, конечно, соблаговолит принять ее.
Несколько минут истекли.
Камень снова обрушился на окровавленное лицо.
Ножан-ле-Ротру, ноябрь 1305 года
Ардуин Венель-младший продолжал обедать, сидя один в зале «Напыщенного кролика». То, что произошло прошлой ночью в старом погребе, не имело для него никакого значения. Лейтенант долго стенал и умолял на том самом месте, где убил, изнасиловал и изувечил стольких детей – из жадности и без тени угрызений совести. Ардуин надеялся, что сказанное Деспре в перерыве между двумя хрипами было правдой. Что несчастные дети были без сознания и что всему остальному предшествовал жестокий удар по голове. Когда виновного найдут, вряд ли его можно будет узнать после того, как над ним поработал палач и потрудились голодные крысы. Глаз за глаз. Зуб за зуб. Удар за удар.
По своему обыкновению, исполнитель Высоких Деяний уже почти забыл черты того, кого он недавно подверг пыткам и предал смерти. Зато он ясно помнил взгляд холодных голубых глаз высокого мужчины. Того, кто обрек несчастных детей на этот кошмар. Аделин д’Эстревер. Приказы или просьбы Арно де Тизана также не имели власти над мэтром Правосудие. Он не доверился бы даже самому королю. О том, чтобы повиноваться или смягчиться, не могло быть и речи. Он был выше всего этого и в то же время ниже. Только с Создателем, который является единственным господином и единственным судьей. Какое опьяняющее одиночество…
* * *
Привлеченная шумом голосов с улицы, необычным в это время дня, умирающая от любопытства трактирщица, извинившись, высунулась наружу, чтобы узнать, что же там происходит.
Ардуин съел яичницу с кровяной колбасой и запил все это стаканчиком настойки. Некоторое время спустя трактирщица вихрем ворвалась в зал. Судя по всему, она была крайне взволнована.
– Господи боже, мессир Венель! Что происходит! Пойдемте туда вместе со мною… Такая новость… Пойдемте, пойдемте, прошу вас! – не отставала она, таща его за руку, будто упирающегося ребенка.
У Ардуина не было никакого желания присоединяться к трактирщице, но в конце концов он уступил ее навязчивым просьбам.
Улица была перегорожена толпой народа. Все перекликались между собой, обменивались шутками и замечаниями. Нечто вроде нездорового возбуждения, ожидания, смешанного с раздражением, читалось на лицах людей, которые все как один повернулись налево, в их напряженых спинах, в их взволнованных выкриках. До Ардуина донеслись обрывки фраз:
– Покушение… своего родного сына убить… а еще из благородных… Вот мразь… добрая дюжина убитых детей… Сатанинское побуждение, не иначе… Смерть! Без жалости! Чудовище какое…
* * *
Стук копыт по булыжникам мостовой. Показались двое всадников на мощных жеребцах – гвардейцы бальи Ножан-ле-Ротру. Они тащили за собой обвиняемого, но из-за толпы Ардуин не смог рассмотреть, кто это.
Раздались злобные крики и ругательства, стук камней, брошенных в обвиняемого, но упавших на мостовую. Ардуин, который не испытывал ни удивления, ни интереса к этому зрелищу, уже собирался вернуться в таверну, но внезапно услышал женский крик. Крик, полный боли и удивления.
И тут все существо Ардуина словно окатило ледяной волной. Он принялся бесцеремонно расталкивать тех, кто закрывал обзор, что вызвало недовольное ворчание одних и сразу отмеченные им подозрительные взгляды других.
Процессия приближалась; толпа волновалась, подобно бурному морю, готовая броситься на того, кого тащили за собой люди бальи. Неспособный что-либо сообразить, Ардуин заметил за лошадиными ногами подол юбки и низ женской накидки, затем за лошадиным крупом показались длинные волнистые волосы цвета спелой пшеницы. Даже не видя лица обвиняемой, которую вели в тюрьму замка Сен-Жан, Ардуин вдуг ощутил, что его сердце подпрыгнуло и принялось бешено колотиться о грудную клетку.
Совершенно непроизвольно из его горла вырвался изумленный вопль:
– Мари! Мари де Сальвен?
Женщина со скованными руками, увлекаемая одним из гвардейцев бальи, споткнувшись, повернула к нему голову. На него смотрели те самые зелено-голубые глаза миндалевидного разреза, взгляд которых вот уже несколько недель днем и ночью оставался перед мысленным взором мэтра Правосудие. По виску, в который кто-то попал камнем, стекала струйка свежей крови.
Ардуин почувствовал, что голова у него бешено закружилась, а ноги буквально подломились под ним. Он как будто падал в черную бездонную пропасть. Сколько времени он стоял, не слыша раздающихся вокруг криков, немой, неспособный связно соображать? Он не смог бы ответить на этот вопрос. Когда сознание вернулось к нему, толпа рассеялась, Мари с эскортом исчезла, и матушка Крольчиха обеспокоенно теребила его за руку:
– Мессир? Мессир Венель? Прошу вас… С вами все хорошо?
Он отрицательно покачал головой и с трудом произнес:
– Вы знаете, кто эта женщина?
– Молодая баронесса де Вигонрен, гнусная отравительница, которая едва не прикончила своего сына!
В голове Ардуина безостановочно крутились слова предсказательницы – неприятной старухи, с которой он тогда так неожиданно столкнулся:
Ты веришь, и ты заблуждаешься. Ты не знаешь, но найдешь то, чего не искал.
Десница Божия, судьба, неслыханный невероятный шанс, испытание – все это вместе и сразу. Некая непостижимая сила только что открыла перед ним новую дверь, о существовании которой Ардуин до сих пор даже не подозревал.
Он только что снова нашел Мари, по эту сторону смерти. Смерть, которую он сам ей дал, отпустила Мари. Никогда больше он не позволит смерти снова забрать ее.
Без единого слова покинув изумленную матушку Крольчиху, Ардуин быстрым шагом направился назад в таверну, чтобы заняться делами.
Крепость Лувр, ноябрь 1305 года
Его высочество Карл де Валуа очень удивился, услышав сигнал, так как о прибытии мессира де Ногарэ доложили не в рабочее время, а когда брат короля уже удалился в свои покои. Точнее, после ужина, когда уже почти наступила ночь. Их общение, отличающееся самой утонченной вежливостью, в действительности легко могло свестись к взаимному недоверию. Для Валуа не было секретом, что он раздражает сурового Ногарэ, который относился к государственным денье с такой же бережливостью, как и к своим. Но с братом короля не особенно-то поспоришь! Более того, в его активе числились несколько блистательных военных побед, как, впрочем, и случаев полного разгрома – например, после того, как он, получив репутацию подлого грабителя Сицилии, был вынужден вернуться во Французское королевство, поджавши хвост[192]. Что толку распространяться об этих досадных воспоминаниях! Как бы там ни было, монсеньор де Валуа не доверял «печальной лесной мыши» и знал, что его недоверие взаимно. Несмотря на то что ему недоставало политической ловкости, Валуа прекрасно знал, что, если представится случай, Ногарэ может стать достаточно грозным соперником. Таким образом, не понимая всех обстоятельств дел, всех заговоров, которые советник его брата держал хозяйской рукою, Валуа относился к нему с предельной осторожностью и с добродушием, которого советник был совершенно чужд.