Книга Хранители пути - Карина Сарсенова

— Мать и сестра, — каким-то чужим, совершенно не свойственным ему, по-домашнему теплым тоном пробасил парень и зачем-то гордо добавил, — сестра ходила к Амадео на прослушивание позавчера. Он сказал, что у нее суперский голос и что берет ее в группу. Контракт подписывать будет для творческого развития ее души! — Вероника в немом изумлении уставилась на Евгения, чья рубашка грозила вот-вот лопнуть прямо на хозяйской груди, до того последнюю распирало от переживаемой им гордости.

— Как? — отмерев, Вероника во все лицо залилась густой синюшной злобой. — Она будет в нашей группе? Будет петь? Да куда ей с такой рожей в певицы! Она же опозорит всю группу, каждого из нас! Амадео совсем спятил? Я не могу оставаться здесь после всего! Как можно петь в компании с этой уродиной!

— Ты посмотри! — стремясь найти поддержку, прима отвернулась от остолбеневшего Евгения и затрясла фотографией перед испуганно глядевшим на него Расулом. — Она же вся в мать и никогда лучше не станет! Посмотри, какая мать уродина! Что будут обо мне говорить, что я работаю вместе с этой страшилой! О, нет, я этого не переживу! АМАДЕО!!! — и без того оглушительно высокий голос Вероники взметнулся к потолку волной истерического визга. — АМАДЕО, мне препятствуют в творческом развитии! Мне опять строят козни! Я больше не могу! Я всем мешаю! Мне надо уйти из жизни, и все успокоятся! Я убью себя!

Пулей вылетев из кресла, она пронеслась через приемную и с грохотом захлопнула за собой дверь в шефский кабинет.

— Ты не войдешь! — опередив сорвавшегося вдогонку за примой парня, Расул живой стеной вырос перед ним на границе между двумя комнатами. — Ты не можешь… — непредвиденный удар в челюсть локально доказал широко известную истину, что на всякую преграду найдется свое преодоление.

— Я могу, и я войду, — глухо прорычал Евгений. Перешагнув через распластавшегося на полу баритона, он пинком отворил едва не слетевшую с петель массивную кабинетную дверь.

Черная земляная масса наваливалась на нее со всех сторон. Шорохи и скрежет слышались отовсюду, внезапно обрываясь, чтобы превратиться в омерзительную животную морду… Возникавшие из ниоткуда жуткие образины спустя мгновение исчезали, натолкнувшись на непреодолимое пока что препятствие, и оставляли ее во тьме кромешного одиночества. Но она не чувствовала его… Время потеряло для нее всяческое значение. Духота сжимала ее в своих потных объятьях, но ей было на это наплевать. Точно так же, как было наплевать на устрашающие скрипы, могильный холод и неутомимо прорывавшихся к ней инородных тварей…

Двери разъехались и яркий электрический свет ворвался в темную кабину лифта. Вздрогнув, как от удара, Анжелика медленно открыла глаза. На панели мутно горела кнопка 21 этажа. С трудом приподнявшись, девушка застонала, едва преодолевая затопившее ее бессилие. Нащупав спиной опору, с облегчением привалилась к ней и, расслабившись, подняла голову. И подскочила, столкнувшись взглядом с отвратительной старухой, пялившейся на нее с лифтовой зеркальной стены… Сгорбленная в три погибели, подметавшая спутанными седыми патлами заплеванный пол, покрытая морщинами, настолько глубокими, что они казались не кожными, а земляными бороздами, она казалась вопиющим воплощением невероятно отталкивающей в своем разложении старости…

Старуха одновременно с ней раззявила беззубый рот в немом крике. Напуганная ее возможным приближением, Анжелика протянула вперед руки, стремясь оттолкнуть человекообразное чудовище. Старуха тут же вытянула костлявые скрюченные лапы ей навстречу. Анжелика в панике замотала головой, протестуя против приближавшейся участи… Ходячий ужас тоже затряс грязно-серыми волосами, разбрасывая в стороны куски застарелой перхоти, застрявшей в обрывках невесть откуда взявшейся паутины…

Оглушенная неожиданной догадкой, Анжелика нарочито медленно поднесла руку к лицу. Старуха в зеркале в точности повторила ее жест. Проводя тонкими пальцами по гладкой молодой коже, она с диким напряжением следила за идеально скопированными своими движениями, производимыми ее прямой противоположностью… Нежные пальцы Анжелики скользили по упругой щеке, но, вперившись в глядевшую ей в глаза старость, она ощупывала исполосовавшие лицо глубокие борозды морщин, трогала сдутые кожные мешки под запавшими глазами, прикасалась к высохшим истонченным губам…

Не в состоянии переносить обуревавший ее ужас, она открыла рот… Но крик так и не вылетел из ее губ. Силясь освободиться от сжиравшей ее душевной боли, она пыталась крикнуть снова и снова… И опять, и вновь терпела неудачу… Наглотавшись лифтовой пыли, она сделала несколько кашляющих порывов… И снова беззвучных…

Леденящий холод, поднявшийся из самого сердца, придал странной энергии и заставил ее встать на ноги. Почти вплотную приблизившись к зеркалу, Анжелика в бессловесной просьбе протянула к старухе трясущиеся в ознобе ладони. Положив руки на стекло, с невероятной отчетливостью она ощутила проступавшее сквозь него тепло других ладоней… Беспомощно шевеля губами, она пыталась сказать хоть что-нибудь. И не слышала ни слова от стоявшей напротив старухи, в точности как она старавшейся что-нибудь произнести…

Вспышка обжигающе ледяного света пронзила сердце. В бессильной ярости Анжелика ударила кулаком по стеклу, стремясь уничтожить ожившее наваждение… Разрушить ненавистную и неподвластную ей реальность… Убить саму себя…

Удвоенный грохот удара напугал ее. Старуха с той стороны зеркала, как и она сама, застыла с занесенным для новой атаки кулаком. Беззвучно завыв, Анжелика развернулась и выбежала из лифта.

Не можешь напасть — беги. Открыв рот в безмолвном крике, Анжелика бросилась наутек. Подъездная темнота дохнула на нее застоявшимся смрадным воздухом. Отдаленные шумы, похожие на шипение и писк неведомых животных, доносились откуда-то снизу и наполняли узкое пространство дрожью недоброго предчувствия. Гонимая оседлавшим ее душу страхом, Анжелика понеслась к единственному источнику света, попавшему в ее поле зрения. Тусклая лампочка едва теплилась на верхнем этаже. Хлипкие лучи то появлялись, то исчезали под ворохом ползущих по ним сомнамбулических теней…

Впившись безумным взглядом в спасительный луч, Анжелика побежала вверх по лестнице. Ночной ветер бросился ей в лицо. Шорохи и звуки мчались за ней по пятам, заполняя ее же только что оставленные следы новыми тенями и свежим страхом…

Звездное небо заглядывало в узко раскрывшийся над нею просвет. Скорее, скорее туда, на безбрежный простор, к спасительному свету… Взобравшись по настенной лесенке, Анжелика вылезла на крышу. Ночь набросила на ее силуэт темное покрывало. Ослепленная и оглушенная им, она задрала голову и, подойдя к краю крыши, неотрывно смотрела туда, где хрустальная звездная россыпь дарила ей холодное равнодушное сияние… Ей надо улететь туда… Ей надо быть с ними — с этими вечными светилами. Потому что она — одна из них. Она — звезда, потерявшая голос, а значит, лишившаяся своего таланта. Но звезды — они все как она. Чтобы светить, им не нужно звучать. Они тоже безголосые. И все на них смотрят, ими восхищаются… И теперь все будут любоваться ею самой, поклоняясь ее недостижимости. Потому что отныне она будет вместе со звездами. Вместе и навсегда.