Книга Женатый мужчина - Кэтрин Эллиотт

– Ну, иногда, – смущенно проговорила я, утыкаясь лицом в папоротник.

– Но… минуточку. При чем тут Чарли? Антиквариат для него слишком тяжелая тема, и про зверей он ни разу не писал. Он говорит, что актеры его за это ненавидят и терпеть не могут с ним работать.

– Да, – тут мне стало совсем худо. – Да уж, могу представить. Такое никому не понравится. – Я облизнула губы и сглотнула слюну. – Да, Чарли работает со мной, потому что… – Мне самой было интересно послушать свой голос: я прямо-таки изумлялась собственной наглости. – Потому что, ну…

– Я знаю! – Эллен вдруг схватила меня за руку. – Это доисторические животные, да? Динозавры?

Я вытаращилась на нее. Динозавры тут, конечно, ни при чем, но ничего лучше я придумать не могла.

Мимси расхохоталась:

– Ох, Эллен, не говори глупости!

– Нет-нет, – поспешно вмешалась я, – это вовсе не глупости. Но дело в том, что я пока не могу ничего разглашать. Не могу болтать. – Какая удобная фраза. Ну почему я раньше до нее не додумалась? Я заговорщически постучала по кончику носа. Он был весь мокрый. – Понимаешь, это тайна. Проект на ранней стадии.

– Круто! Неужели папа пишет сценарий для фильма вроде «Парка юрского периода»? С динозаврами? Мам, это же сценарий для Голливуда, мы разбогатеем!

– Как странно, – Мимси сдвинула брови. – Он ничего мне не говорил.

– Я же сказала, это все… ну, понимаешь. В тайне пока.

– И какие они будут? – настойчиво спросила Эллен.

– Что?

– Какие динозавры?

Я посмотрела на эту любознательную девочку. Конечно, я была ей благодарна за то, что она помогла мне выкрутиться из тупиковой ситуации, но именно сейчас я желала ей смерти. Более того, меня так и подмывало взять подсвечник и прикончить ее своими руками. И еще я начала понимать, почему Чарли так стремился смыться подальше от этой любопытной парочки с их навязчивыми вопросами, от этих инквизиторов, которым хотелось получить сведения о каждом человеческом шаге. Я вспомнила, как мы с Беном и Максом ходили в Музей национальной истории. Надо было повнимательнее рассмотреть динозавров.

– Да самые обычные, – невозмутимо проговорила я, – по крайней мере, для такого проекта. Ну, там… хм-м… тиранозавры, стратозавры…

– Стратозавры? Нет таких! Может, стегозавры? – изумленно проговорила Эллен.

– Возможно, – коротко согласилась я.

– А вы эксперт? Вы можете их различать?

– Ну…

– Как вы их различаете? – Ее очки сверкнули.

– По костям, – наконец прошипела я сквозь сжатые зубы, заметив рядом гробницу, в которой, несомненно, их было навалом. – У нас есть кости. А как бы еще мы это делали? – спросила я, просверлив ее испепеляющим и, пожалуй, слишком уж злобным взглядом – при матери-то.

Они замолчали, усваивая всю эту информацию. Наконец-то мне удалось их заткнуть длительным перечислением моих карьерных успехов, и теперь они представляли себе всякие картины. Например, как я на четвереньках, словно головоломку, складываю кости динозавров в единый скелет в свободное от программы «Антиквариат на колесах» время, а может, даже в обеденный перерыв на съемках «Ветеринарного патруля». Или у Кита, или в студии Би-би-си – все эти варианты, несомненно, сейчас крутились у них в голове, окончательно сбивая их с толку. Так-так, левая малоберцовая кость… это у нас, наверное, трицератопс… о, Хью, извини, ты хочешь, чтобы я оценила стоимость этой фарфоровой собачки восемнадцатого века?

– Боже, Люси, какая же у тебя интересная жизнь, – наконец произнесла Мимси. Судя по всему, она была поражена до глубины души.

– Да, наверное, – устало кивнула я. – Так. По обе стороны алтаря поставим по две большие вазы, ладно? – Я схватила одну и хотела убежать. Сердце бешено билось. Мне еще повезло, выкрутилась.

– Люси? – вдруг проговорила Эллен. – А папа вас Лаурой называл.

Я так и остолбенела с вазой в руках. В церкви повисла зловещая тишина. Отвратительная, тошнотворная тишина, нарушаемая только карканьем ворон в ветвях старых тисов на улице, ворон, которые летали над могильными камнями и звали друг друга, проносясь по лазурно-голубому небу. Наконец Мимси заговорила. Я не осмелилась посмотреть ей в лицо. Я могла лишь разглядывать узор на хрустальной вазе. Но мне почему-то казалось, что она побледнела.

– Эллен, подожди меня в соседней комнате, ладно? – тихо произнесла она. – Там после занятий в воскресной школе остались книжки и цветные карандаши. Я скоро приду.

Девочка молча повиновалась, видимо, почувствовав в голосе матери серьезные нотки. Может, она даже поняла, в чем дело. Надеюсь, что все же не поняла. Я поставила вазу на стол и посмотрела на толстые высокие стебли. Перед глазами вдруг закружились звездочки. Эллен зашаркала прочь из комнаты в полной тишине. Хлопнула дверь, и откуда-то сверху раздался голос.

– У тебя что, роман с моим мужем?

Я внезапно шумно вздохнула и нечаянно сдвинула вазу на столе. Сначала я не могла посмотреть ей в глаза, но это надо было сделать, и я приказала себе взглянуть на нее. Действительно, лицо у нее было очень бледное, и вокруг глаз и губ наметились морщинки. Зеленые глаза уже не искрились весельем и жизнерадостностью: они стали опустошенными, ранимыми, несчастными. Это было грустное лицо женщины средних лет, которой в жизни досталось немало горя и на которую сейчас навалилась новая беда – по моей вине.

– Я… нет, вовсе нет, – прошептала я. – То есть… не совсем. Но мы… мы собирались.

– Собирались?

– Да… вообще-то, мы до этого еще не дошли, – с жалким видом пробормотала я. Господи, какой кошмар. «Не дошли», как будто не дошли до дому! Только вот речь шла о супружеской измене ее мужа.

– Понятно. То есть… вы намеревались.

Я опустила голову, от стыда отводя глаза. Я чувствовала себя грязной презренной трусихой.

– Я… я сегодня собиралась с ним встретиться, – призналась я. – После того, как закончу тут с цветами.

– После церкви? – ровным голосом спросила она. – В отель. Как уместно. А он сказал мне, что у него деловая встреча в Лондоне.

– Прости! – Я в отчаянии подняла глаза. – Я понятия не имела, что он твой муж!

– А это бы что-нибудь изменило? Если бы ты знала? Я пристыженно отвела взгляд.

– Не знаю. То есть… да, конечно, сейчас я бы не стала, но раньше… не знаю. Но сейчас это имеет значение. Сама подумай, ведь ты такая милая, ты совсем не такая, как я ее представляла… и… мне-то казалось, что у меня есть оправдание, – выпалила я. – Потому что он такого про тебя нарассказывал… О боже, прости! – К своему ужасу и позору, я разрыдалась. Закрыла лицо руками и заревела. Она тут же подбежала ко мне и, к моему пущему стыду, обняла меня.

– Какая разница, – всхлипывала я, уткнувшись ей в плечо и уже не в силах остановиться, – какая разница, милая ты или нет! Мне все равно не стоило этого делать, и… Нет, так только хуже! – Я глотнула ртом воздух в перерыве между икотой, судорожно отпрянула от нее и вытерла лицо рукавом. – Это ты должна плакать, а не я! У тебя должна случиться истерика. Такая эгоистичная корова, как я, не имеет права плакать!