Книга Улица райских дев - Барбара Вуд

Джесмайн была поражена. Она недоумевала – как возникли такие мысли у Камилии? Как она, женщина Египта, сумела так свободно выразить эти мысли и идеи? Она продолжала читать: «Мужчина имеет право на ребенка, которого женщина взрастила в своем чреве, питая его своей кровью. Он, для которого сексуальный акт был только кратким мигом наслаждения, может признать этого ребенка своим – или отвергнуть и обречь на гибель или позор».

«Не обо мне ли пишет Камилия, – подумала Ясмина, – и моем злополучном ребенке от Хассана аль-Сабира?» Она вспомнила чернокудрую сестру с глазами цвета меда. Как смело, правдиво она пишет, – как же могла искренняя и прямодушная женщина поступить так низко, предать свою сестру, рассказать ее тайну Нефиссе? Может быть, неизжитая детская любовь Камилии к Хассану и ревность к Ясмине побудили ее к этому предательству?

В книгу был вложен газетный листок с перепечаткой интервью французского журналиста из «Пари Матч» с «восходящей звездой египетского кино».

– Прочитай мне вслух, а? – попросила Марьям. – Я уже плохо вижу, а никто в доме не знает арабского.

Журналист писал, главным образом, о том, как трудно в Египте с такой славой, какую приобрела Камилия, жить без мужа, как одинокая женщина, и сохранить доброе имя. «В Египте все наоборот, – говорила репортеру Камилия. – Если на улице незнакомый мужчина пристает к женщине и она ответит ему «Убирайтесь!»– он сочтет эти слова поощрением, а ее – доступной женщиной и не отстанет от нее. Она должна сделать вид, что не видит и не слышит преследователя, и тогда он поймет, что она порядочная женщина и отступится. Во Франции это было бы странно и грубо – не замечать человека, как будто бы его нет, но в Египте так принято».

– Почему ты не дружна с сестрой? – задумчиво спросила Марьям. – Иметь сестру-подругу – дар Божий.

Глаза старой женщины вперились в лицо Джесмайн, та отвернулась. Признаться в том, что она хотела изгнать из своей памяти, рассказать о предательстве сестры? Нет, она хочет забыть, как будто этого не было. Но ответить надо.

– Камилия выдала мой секрет. Из-за этого мне пришлось уехать из Египта и я лишилась сына. Она предала меня.

– А, секреты, – заметила старая женщина, думая о тайне, на которой построена была ее собственная жизнь: ее сын, отец Рашели, который слушал сейчас в синагоге службу Йом Кипур, называл ее мужа Сулеймана «отцом», а его брата Муссу – «дядей». А отцом его был Мусса. – Она положила на столик тоненькую книжечку и сказала: – Я знаю, что такое секреты. Но слушай меня, Ясмина. Сегодня Йом Кипур, День искупления. И Рамадан – тоже праздник искупления. Прошу тебя в этот день – возвращайся в Египет. Ибрахим будет счастлив, и вы простите друг друга.

Джесмайн встала:

– Мне пора идти, тетя Марьям. Я скоро снова навещу вас.

– Можешь и не застать, – спокойно улыбнулась Марьям. – Сулейман меня заждался, и я хочу присоединиться к нему в раю. Этот новый мир, где арабы ненавидят евреев, мне непонятен. Я не хочу оставаться здесь. Прощай, Ясмина. Рамадан мубарак алейкум – счастливого Рамадана тебе!

Грег сидел в столовой за пишущей машинкой, допечатывая главу своей диссертации. На ковре были разбросаны книги, разорванные черновики, на столике стояли чашечки из-под кофе.

– Хай! – сказал он. – Вы с Коннором кончили переводить книгу?

Джесмайн прислонилась к стене с легким головокружением – с утра она ничего не ела.

– Я еще зашла к Рашели, ее бабушка хотела меня видеть, – ответила она.

– Она больна?

– Нет, она передала мне кое-что.

– Ты расстроена? Что с тобой? Да ты ведь не ела с самого утра! Я приготовлю чили, открою две банки вместо одной. Ты ведь любишь мою стряпню.

Джесмайн хотела бы вернуться на факультет и посмотреть, не задержался ли в своем кабинете Деклин. Она хотела бы пойти с ним в ресторан, пообедать с ним, поплакать в его объятиях. Но она сказала:

– Спасибо, Грег, приготовь чили на двоих.

– Садись, через пять минут будет готово, – и он кинулся на кухню.

Через открытую дверь Грег видел, что Джесмайн смотрит на него. Последнее время он не раз чувствовал ее взгляд, когда она думала, что он этого не замечает. Он ощущал ее смятение, ее беспокойство и решил, что, может быть, в ее душе возникло нежное чувство к нему, Грегу. Он-то давно уже знал, что страстно хочет ее, возбужденный необычайным сочетанием в ее облике и манерах девственной чистоты и сексуальной искушенности. А ее постоянная грусть и уязвимость вызывали у него нежное желание заботиться об этой юной женщине, охранять ее.

– Моя мать и я – блондинки, в Египте все обращают на это внимание, – говорила она Грегу. – Но в Англии я не прижилась. У меня облик англичанки, но душа египтянки. А вернуться в Египет мне не суждено. Где же моё место в мире?

Грег знал, что он хотел бы помочь ей найти свое место в мире, а больше всего на свете хотел бы сам стать для нее пристанищем. Он испытывал такое чувство впервые в жизни. Ребенок геологов, кочевавших по всему миру, посылая ему поздравительные открытки к Рождеству и ко дню рождения из экзотических стран, он был воспитан холодной наукой и суровой религией. Родители отдавали свою любовь профессии, а не сыну. Грег сам не понимал, как могли возникнуть в его душе чувство нежности и заботы, которыми никто не одарил его самого.

Телевизор был включен; программа вдруг прервалась, и диктор сообщил:

– Египетские войска вытеснили израильских солдат с линии Бар Лев на восточном берегу Суэцкого канала.

Джесмайн спрятала лицо в ладонях и заплакала.

– Хей, – сказал Грег. – Хей, ну что это? – Он выключил телевизор, сел рядом с Джесмайн и положил руку ей на плечо. – Ты, конечно, беспокоишься за свою семью?

Плечи ее содрогались, слезы текли сквозь прижатые к лицу пальцы. Она была такой хрупкой и беспомощной, что в нем с новой силой загорелось желание уберечь и защитить ее. Обняв ее за плечи, Грег с удивлением почувствовал, что она уткнулась лицом в его шею. Тогда он крепче обнял ее и привлек к себе. Она подняла лицо, и их губы встретились. Поцелуй был соленым от слез, но страстным. Медицинские справочники посыпались с софы. Покрывая ее голодными поцелуями, Грег бормотал:

– Я больше не могу терпеть… Я так тебя хочу… Джесмайн молчала – ей казалось, что Грег завершает неоконченный поцелуй Деклина.

Они очутились на полу; Джесмайн почувствовала спиной мокрое пятно от пролившейся на ковер кока-колы. Они кинулись друг к другу так неистово, что упал кофейный столик и одна из его ножек сломалась.

ГЛАВА 5

Ракеты взрывались в небе над Каиром, люди танцевали на улицах, раздавались звонкие клики: «Йа Саадат! Яхья баталь эль-убур! Слава Саадату! Слава Герою Переправы!»

Над площадью Освобождения висел гигантский плакат, изображающий переправу египетских танков через канал, египетских солдат, водружающих национальный флаг на восточном берегу канала, и над этими сценами – профиль Саадата, Спасителя Египта, вернувшего народу его национальную гордость.