Книга С птицей на голове - Юрий Петкевич

— Я хочу с вами познакомиться, — сказал он Лизе.

— А я не хочу, — отвернулась она.

— Какая ты грубиянка!

— Разве? — обернулась Лиза, и от ее пленительной улыбки мужчина совсем растаял и выбрался из автомо-биля.

— Я хочу сделать тебе п-предложение… — начал он заикаться.

— Да, — все еще улыбаясь, ответила Лиза.

— П-п-пппрокатиться на машине…

Лиза нисколько не смутилась.

— Да, — повторила она.

Из-за угла появилась запыхавшаяся женщина и подняла платок. Встряхнула его — на солнце каждая пылинка засверкала.

— Не догналя? — не моргнув, спросила девчурка у мамы. — На одном мальчике быля клясная любашка, а длюгой с веснюшками.

— Поди умойся! — прикрикнула женщина.

— А у того, с веснюшками, еще зелетые зюбы, — добавила девочка, оглядываясь на Лизу.

— У мальчишки — золотые зубы?

— Это быль взлеслий мальчишка, — продолжала девочка, ковыряя в носу.

— Поди умойся, — повторила мать.

Лиза села в машину и хлопнула дверкой. Машина проехала мимо растрепанной женщины с дочкой. Мужчина за рулем вытер пот с лица.

— Куда поедем? — спросил он у Лизы. — Сразу ко мне домой?

— На вокзал, — ответила она. — Нет, — достала из сумочки конверт. — По этому адресу.

Мужчина глянул на конверт и ухмыльнулся.

— К Иванову?

— Ты его знаешь? — испугалась Лиза. — Тогда лучше на вокзал.

Мужчина развернул машину и поехал обратно. Опять проезжали мимо девочки, а ее мать бросила горстью песка в окно машины.

— Вот это да! — удивился мужчина за рулем. — Отчего она?

— Наверно, у нее нет мужа, — догадалась Лиза.

— Рядом же дочка.

— Девочка есть, а мужа нет.

— Все равно, — сказал мужчина в белом костюме, поворачивая к вокзалу. — Зачем бросаться песком?

* * *

В поезде Лиза взобралась на полку и сразу же уснула. На следующей станции в этот вагон заскочила Рита; проходила мимо, выбирая место, — даже не успела разбудить подругу, как та, почувствовав на себе ее взгляд, очнулась ото сна.

— Я, ты и мой друг идем вдоль кирпичного забора; за ним что-то гудит, — начала Лиза рассказывать, что ей приснилось. — Там, где верхушки деревьев, стены у зданий будто обрезаны ножницами. В окнах верхних этажей — не потолки, а небо. После полудня палящее солнце. В тени от домов лежат огромные собаки со вспоротыми животами. Кровь из них не льется — ее просто не существует. Собаки судорожно дышат, высунув языки, — очень жарко, даже в тени. В заборе проломана дыра; мы пролезаем по очереди в нее. За забором в голом поле никого — и не понять, что это гудит.

— Ветер, — догадалась Рита, прислушавшись.

Куда ты спешишь?

Подшипник полетел

— Где здесь свинарник? — спрашиваю.

— Ты неправильно едешь, — говорит. — Совсем не в ту сторону. Езжай за мной.

Я развернулся. Оказывается — у него горб. Кручу педали и смотрю на его вздернутый на горбе плащ. Кручу изо всех сил, но у горбуна велосипед новый, а у меня трещит — того и гляди развалится.

Взошло солнце; косые лучи растворяются в сыром воздухе. Солнце поднимается выше — от вертящихся передо мной колес и развевающегося плаща падает тень на обочину, на заблестевшую от росы траву, и тут же растаяла в сгустившемся полумраке — горбун въехал по дороге в еловый лес — и я за ним.

— Стой! — кричу ему. — Стой! — и сам остановился, слез с велосипеда. — Я вспомнил — перед лесом надо сворачивать.

Не оглядываясь и по-прежнему крутя педали, горбун проговорил отчетливо в тишине:

— Можно и перед самой железной дорогой…

Опять взбираюсь на велосипед; только крутанул, как цепь слетела. Горбун скрылся за поворотом. Пока я провозился с цепью — поднимаю голову: ко мне идут навстречу два амбала; один — в армейском ватнике. Расстегивает пуговицы и орет мне: стой! — хотя я и так стою.

Я поехал навстречу.

— Стой! — кричит и протягивает ватник: — Купи!

— Мне не надо, — говорю. — Да и откуда деньги в лесу? Да и вообще…

— А почему ты улыбаешься? — спрашивает другой — у него глаза, налитые кровью после вчерашнего.

— Разве я улыбаюсь? — говорю и улыбаюсь.

— Не надо улыбаться, — этот говорит и — дернул меня за усы.

Больно! Я крутанул — цепь не слетела.

— Всего за двадцать пять рублей! — закричал вдогонку тот, что с ватником.

Я не оглядываюсь и жму на педали. А вот и железная дорога. За лесом опять поле. Солнце — еще выше, сияет, и поднявшийся туман над полем блестит, слепит глаза. Смотреть вперед невозможно больно, но увидел горбуна. Он стоит, ожидает. Увидел меня — и опять поехал. Я стараюсь его догнать, кручу изо всех сил, но дорога буграми, рытвинами, — колеса прыгают, руль скрутился — вертится как ему вздумается. С горы я еще съехал, а дальше, по песку, надо велосипед тянуть. Горбун оглянулся и подождал. Пока я тащил велосипед — туман поднялся и солнце пропало.

— Ты даже вспотел, — заметил горбун.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул я. — Допотопная рухлядь.

— Все же лучше, чем идти, — сказал он и добавил: — Штанины вытри.

Я глянул на ноги и обнаружил, что у щиколоток штаны ржавые.

— Нечего вам из-за меня мокнуть, — говорю, когда пырскнул дождь. — Расскажите, где поле за свинарником…

Горбун начал объяснять, а я пытался закрепить руль.

— …За той горкой, — закончил горбун. Он немного отъехал и остановился — закричал визгливым, петушиным голоском: — Скоро их должны кормить. Услышишь!

Я побрел вслед уехавшему горбуну. За горкой показалась деревня. Я протащил велосипед по пустынной улице, а за деревней посреди поля скучают женщины и девица. Подойдя к ним, я оглянулся. За мной наблюдает из деревни старуха. От старухи я перевел взгляд на девицу и улыбнулся. Она отвела от меня глаза. Выражение их растерянное и ускользающее. Ангельское лицо, но я знаю, что у таких в мыслях.

Поправляет прядь золотых волос. А одета в грязную, с дырками на локтях, куртку. Впрочем, как одеваться, если заставляют копать картошку! У ее матери седые волосы, выбиваются из-под шляпы. В поле — и шляпа! Облезлая, поля опущены.