Книга Маленькие радости Элоизы - Кристиана Барош

Жюли веселилась. Вскоре вся деревня начала гудеть: Жюли выходит замуж. «Скатертью дорожка», — думали жены; «Жалко-то так», — думали мужья, холостяки и кумушки-сплетницы, которым не о чем теперь будет посудачить!

— Кого приглашать будем, с его, понятное дело, стороны? — спрашивали родные, — потому что с нашей, совершенно ясно, придет вся деревня.

— Он сирота, тот, кого я люблю, — смеялась Жюли. — И тем лучше, очень мне нужны всякие там свекрови!

Подарки текли рекой, она их не распаковывала. Каждый предлагал ей свою помощь, она отказывалась — вежливо, к чему никто не привык, но никто и не удивлялся: чего вы хотите, любо-о-овь, до чего же девчонка переменилась!

— А как ты там устроишься? — спрашивал Леопольд. — Дом совершенно необходимо отремонтировать!

Она послала его куда подальше, но он все-таки намеревался ей помогать. Даже столяр, и тот забеспокоился. Обычно-то ему заказывали супружеское ложе, и занимался этим жених. А тут Жюли явилась одна и потребовала нечто доселе невиданное, во-от такой длины, во-от такой ширины.

— Люблю раскинуться повольготнее, — объяснила она. — Я не прочь сочетаться браком, но вовсе не желаю натыкаться везде на чужие руки-ноги, если можно без этого обойтись.

Да, кто бы стал спорить — тут всем досталось, как говорит кюре. Редкая, должно быть, птица, этот парень, если он ее терпит!

Потому что никто до сих пор и хво… ну, то есть, лица ее нареченного не видал. Хотя ясно было, что Жюли не станет покупать кота в мешке!

О, она вела себя кротко, безропотно позволила матери набить приданым два огромных чемодана, сама выбрала на чердаке лари, столы и стулья, какие ей понадобятся, и согласилась, чтобы мамаша Равина, которая подрабатывала шитьем, измерила ее вдоль и поперек и с ног, до головы, чтобы подогнать платье Леонтины, а то мамашу послушать, так ползет по всем швам. Само собой, речь идет о платье, Леонтину-то уже больше ста лет как в землю закопали. До чего же Дестрады консервативны! Этому платью не мешает немного проветриться, а то от него камфарой несет, как от простуженного нотариуса!

И вот наступил великий день. Столы накрыты, монументальная кровать доставлена в отремонтированный домик на зеленой лужайке — новобрачным будет где заняться продолжением рода. Подарки высятся горой на помосте рядом с прудом. В церкви, забитой до отказа, пришлось ставить дополнительные стулья. Одуряюще благоухали цветы. Ярко-красные — «белые выглядели бы неприлично, — сказала Жюли, — хочу вам напомнить, что я ничего общего не имею с ходячей добродетелью».

Всем показалось, что у кюре выражение лица сделалось несколько странным. Исповедь затянулась. «Уж конечно, ей нашлось что порассказать», — шипели сплетницы.

Оглушительно зазвонили колокола, и в церковь, набитую как рождественская корзинка устрицами, вошла еле втиснутая в свое платье и «женственная, как полено», — шепотом заметили особо вредные, — Жюли. Одна. Она направилась прямиком к клиросу, где что-то не видно было ни стула, ни скамеечки, ни жениха. Кюре не тронулся с места, так и остался в своей норе, и внезапно наступила звенящая тишина. Жюли повернулась лицом к деревенским, которые уже призадумались, в чем тут, собственно, дело, и поглядела на Леопольда. А тот заулыбался вовсю, рот до ушей, и она засмеялась. Он обо всем догадался, он всегда все угадывал.

— Нет никакого жениха, и никакой свадьбы не будет. Я остаюсь в девках, — сказала Жюли. — А в дом на зеленой лужайке я заберу с собой всех приютских ребятишек, которыми вы помыкаете, и буду их учить. Вам хотелось, чтобы у меня были дети? Вот они у меня и будут. И можете не сомневаться, в ваших интересах хорошо обращаться с ними, не то берегите свои задницы. Вы меня знаете, если что не так, я живо покажу вам, где раки зимуют!

И вот она уже идет по залитой светом паперти, аппетитная, словно взбитые сливки, вот только сбивалкой орудует сама.

— Молодец, девочка! — кричит ей Леопольд. — Ты взялась за дело с того конца, с какого надо! Известно с какого!

Жюли хохочет во все горло, выпрямляется; платье просвечивает на ярком солнце, и всякому видно, что под платьем ничего нет.

— Что же касается подарков, — воркует Жюли, — можете, если хотите, их забрать, они так и лежат неразвернутыми, как их принесли, мне не хотелось бы и на сантим вас ограбить по случаю свадебного розыгрыша. А если хотите праздновать, то лужайка с угощением на столах к вашим услугам.

Это был тот самый единственный случай, когда женщины, не сговариваясь, пришли к единому мнению. Они толпой бросились наружу, принялись целовать Жюли, потащили ее к помосту, где терпеливо ждали подарки, и, сдирая бумагу, совали ей в руки то, что лежало внутри. Назавтра кое-кто подумает, что щедрость заразнее гриппа, но далеко не все! И пусть большинство будет по-прежнему недолюбливать Жюли, поскольку та не перестанет баловаться с их мужьями, но ведь и им довелось пережить эти блаженные четверть часа…

Погода по случаю свадьбы Жюли выдалась лучше не бывает, и вся деревня ночь напролет плясала. Даже кюре был со всеми, а это, сами понимаете… Он назвал Жюли хитрюгой, кое-кто даже заподозрил, что он нахлебался шампанского, раз уж церковного вина не подносили! Как бы там ни было, а благодаря Жюли теперь все в деревне, там, наверху, умеют читать.

Элоиза умолкла. Угольки догорали, в комнате стало темно. Никто не вставал, чтобы зажечь лампы, но вдруг у них за спинами возникло какое-то движение. Фред. В руках у него был поднос с дребезжащими бокалами, он бормотал что-то, но никто не расслышал, что именно, потому как хлопнула пробка, за ней вторая.

— Где ты это взял? — удивился Ганс.

— Это мое «Клико», — объявил Ритон, — осталось от Рождества.

Фред протянул каждому узкий бокал. Они пили молча. Никто не сказал ни слова, но каждый думал о Виноградном Хуторе, о каштане, который пошел ко дну весь в цвету, выпрямившись, словно капитан на своем мостике! Они думали о тех, кто жил до них, и о тех, кто придет следом…

Кто-то негромко, хрипловато спросил:

— Жюли была красивая?

— Нет, — ответила Элоиза, — живая, но это ничуть не хуже. Такая кобылка со здоровым аппетитом. А что хорошего в красоте, если физиономия надута?

Дом покоится на дне озера, а Жюли в полных доспехах — в памяти Дестрадов. И на самом деле так-то оно лучше.

8

Вопросы без ответов

Памяти Клары.

Жану.

Похоже, никак нельзя «примкнуть» иначе, чем ухватившись в себе за что-то более интимное и невнятное, чем понимание.

Жюльен Грак, «Когда читаешь и пишешь»

Год за годом Жюльен твердил на все лады, что он никакой не интеллектуал вроде его старшей сестры и не страдает врожденной нерешительностью, как Корали. Что ему нравится — это дерево, нравится работать с ним, своими руками делать вещи и видеть, как они становятся определенными. Что за вещи? Он не отвечал. Семья притворялась, будто верит: он знает, по крайней мере, он знает! А пока, дожидаясь момента, когда сможет это доказать, Жюльен спокойно закончил школу, без проблем сдал экзамен на степень бакалавра с техническим уклоном и подал документы в школу Буля. А во время каникул, не умея по целым дням, особенно дождливым, предаваться безделью, он отказывался от обожаемого сестрами скраббла и прочих развлечений и читал. В доме, который снял на лето его отец, валялся роман Жоржа Сиффра.