Книга Усобники - Борис Тумасов

Всадник поравнялся с Ногаем и, еще не осадив коня, пал ниц:

Хан, я целую прах у копыт твоего коня!

Ногай стегнул вестеносца плетью:

Что привез ты, сын ворона?

Хан, там тумены Тохты изготовились к бою!

Ногай недовольно поморщился:

К чему орешь?

Подозвав темника, он распорядился:

Разворачивай тумеиы лавой, Сатар. При мне останется тумен Еребуя.

* * *

Олекса приподнялся в стременах, насторожился. За кустами без умолку трещала сорока. Гридин знал, так неугомонно ведет себя эта птица, если ее что-то беспокоит. Натянул повод, всмотрелся. Будто никого.

День клонился к концу, и Олекса решил остановиться на ночлег в первой же деревне. Пригляделся. Птица вроде начала затихать. Тронул коня. Снова подумалось о Дарье. Завтра он увидит ее…

Вдруг с высоты раздался резкий свист, и кто-то крупный и сильный свалился на Олексу. Его окружили, стащили с седла, били под бока, приговаривая:

Попался, голуба!

Потроши его суму! Кажись, там не бедно!

Один из ватажников склонился над гридином, закричал:

Робя, это же Олекса, гусляра Фомы выкормыш!

Теперь и Олекса признал Сорвиголова с товарищами. Гридина подняли, усадили, прислонив спиной к дереву.

Эвон, голуба, не признали мы тебя.

Олекса потирал ушибленные бока, сетовал:

Поколотили вы меня изрядно, как в седле удержусь?

Воздай хвалу Всевышнему, что кистеня не отведал, — рассмеялись ватажники. — Поведай, откуда путь держишь?

Из Твери, гонял с грамотой князя Московского к князю Тверскому.

То нам ни к чему, — прервал Олексу Сорвиголов, — а коль желание поимеешь, прокоротай с нами ночь, раздели трапезу, а с рассветом и дорога ближе покажется, да и конь передохнет.

Они углубились в лес, и на полянке Олекса увидел крытый еловыми лапами шалаш. Один из ватажников высек искру, раздул огонь под костром, другой снял е дерева оленье мясо, завернутое в мокрую холстину, порубил на куски.

Постепенно затихал лес, сгущались сумерки, жарилось на угольях мясо, и неторопливо вели беседу ватажники. Слушал их Олекса, дивился — от рождения не ведает человек, какие испытания ему посланы Господом, какую чашу испить, каким горем закусить.

Мы, — говорил Сорвиголов, — мнишь, удачи ищем, но на легкую тропу нас злая судьба загнала. Вон Лука, ты порасспроси его. Боярин от него женку увез, да еще глумился: тебе, сказывал, смерд, женка ни к чему, эвон, в избе соседа полно девок.

Сорвиголов перевернул мясо, продолжил:

Ведь и у меня своя судьба. Княжий тиун в полюдье клети мои обчистил, а весна голодна, дитя померло, следом и хозяйку схоронил. Оттого и в лес подался, на боярах да княжьих угодниках злобу вымещать.

Немало земель исходил Олекса с дсдом-гусляром, много бед повидал, но разве когда задумывался, что же гнало людей в лес, заставляло сколачиваться в ватаги, промышлять воровством, разбоем? Прежде считал — бегут от ордынцев, от разорителей-баскаков, а теперь вот услышал и иное.

За полночь перевалило, луна временами пряталась в облаках. Разгреб Сорвиголов уголья костра, разостлал на горячей золе армяк, сказал:

Ложись, Олекса, может, сон увидишь сладкий.

* * *

Сердце-вещун, сердце-провидец — таким создал Всевышний человека…

Второй день княгиню Анастасию не покидала тревога. Она была с ней неотступно, болела душа. Предчувствие беды давило тяжелым гнетом. Княгиня не могла ответить, есть ли тому какая причина. Мысль назойливая: не стряслось ли чего с Любомиром?

Анастасия не ела, не отлучалась из горницы, а на другой день, когда солнце поднялось к полудню, кликнула отрока и велела оседлать коня.

Накануне ее осмотрел лекарь и поведал великому князю:

Сие не болезнь, сие предстоящее материнство сказывается. Жди, великий князь, княжича…

Выбравшись за город, княгиня пустила коня в рысь. Сама того не замечая, ехала той дорогой, какую наездили они с Любомиром.

Послушный конь с рыси то переходил на широкий шаг, то пускался вскачь. Отрок едва поспевал за Анастасией. «Верно, — думал отрок, — княгиня в деревню едет, что в той дальней низине».

Княгиня неожиданно перевела коня в намет, помчался за ней и отрок. Вдруг конь под княгиней, учуяв зверя, прянул в сторону, и Анастасия не удержалась в седле, выпала на дорогу.

Когда огрок склонился над ней, она корчилась от боли:

Там, в деревне, старуха… Скачи…

Великий князь отдыхал после сытного обеда. Вздремнет, пробудится, снова вздремнет… Отрок ворвался в опочивальню с криком:

Княже, княгиня убилась!..

Когда князь Андрей Александрович прискакал в деревню, Анастасия лежала на лавке, и слезы скатывались по ее щекам. Она прошептала:

Не бывать дитяти, князь Андрей, не бывать…

* * *

Конь вынес Ногая на курган, и увиденное на мгновение озадачило хана. Опытный воин, он сразу понял замысел Тохты. Хан Золотой Орды развернул на Ногая все свои тумены, а те, которые послал будто вдогонку за ногаевскими улусами, — не ударят ли они в разгар сражения в спину орде Ногая?

Хан насупил брови:

Сатар, у вестника, что не увидел тумены, выколи глаза и вырви язык.

И снова Ногай быстрым взором окинул войско Тохты от правого крыла до левого. Вон за передним полком толпятся ханские советники, военачальники, нукеры. Ногай глазами отыскал Тохту. Тот, верно, думает, что Ногай струсит и не примет бой? Нет, у Ногая холодная голова и ясный разум — так говорил Берке-хан, когда Ногай первым переправился через Клязьму-реку и вместе со своим десятком врезался в строй русского князя Андрея Ярославича.

В ту нору Ногаю едва перевалило через шестнадцатую луну и он водил всего десяток воинов. За тот бой Берке сделал Ногая сотником.

Сатар, — спросил Ногай, — если тебе надо расколоть камень, что ты делаешь?

Я бью его молотом, хан.

Перед тобой каменный щит, и мы должны раздробить его.

Темник кивнул.

А ответь, Сатар, как поступишь ты?

Хан, по левую руку Тохта поставил основные силы. Видишь, как там крепко сбились в кулак тысячи воинов? Хан думает, что мы не осмелимся ударить по этому кулаку и повернем на правое крыло. Может, так и лучше, но я ударю Тохту по левую руку, где нас меньше всего ждут. Когда мы завяжем бой, Тохта постарается повернуть на меня свое чело28 и нажмет на нас грудью,

Ты мудро рассудил, Сатар. Когда правое крыло обнажит сабли и насядет на тебя, оно непременно повернется ко мне боком и я вышлю на него темников Сургана и Надира. Тохта не выдержит паники, тут я с тремя тысячами вступлю в сражение. Мы одолеем Тохту и заставим его бежать, как трусливого шакала.