Книга Русский капкан - Борис Яроцкий

Командарм, приняв к сведению сообщение начальника штаба, без доверия отнесся к затее с обращением к интервентам. Только сказал:

– Вряд ли помогут…

Начальника штаба упрекали:

– Нашли к кому обращаться за помощью…

Грустная история, но она имела место как попытка лишний раз убедиться, что в Россию приходили разорять и грабить, но никак не делиться даже сухарем со своими попавшими в плен сослуживцами.

После каждого боя количество пленных увеличивалось. Солдаты Белой армии, добровольно сдавшиеся в плен, стремились быстрее попасть домой. Многие из них были жителями приморских городов и селений Архангельской губернии, потомственные рыбаки и охотники.

Подросшая молодежь, большей частью сыновья и внуки ссыльных, дети и внуки северянок составляли основной контингент отдаленных гарнизонов Белой армии.

При подходе Красной армии эти гарнизоны оказывали слабое сопротивление, а то и вовсе не сопротивлялись. В петициях солдаты предлагали лояльным офицерам и прапорщикам идти на переговоры с красными. Но далеко не всегда все так получалось. Обычно в этот процесс вмешивались интервенты. Каким-то образом они узнавали, какой гарнизон Белой армии готовится сложить оружие без боя (у американцев и англичан разведка работала активно), командование экспедиционного корпуса направляло туда эскадрилью бомбардировщиков, на казармы падали бомбы и следом – листовки якобы от имени Красной армии: «Мы вас, белогвардейцев, будем уничтожать до последнего солдата».

Тогда в гарнизоне начиналось возбуждение (подавали голос выжидавшие офицеры), кто-то пускал слух, дескать, надо сопротивляться, скоро подойдут союзники, у них сила, не сравнимая с силой Красной армией.

Во всех гарнизонах усердствовала белогвардейская контрразведка. И хотя это были такие же русские люди, как и многие офицеры армии, но положение их было разное. У русских контрразведчиков были высокие должностные оклады – их приравняли к офицерам экспедиционных войск, даже качество обмундирования было другое. На праздники им, как и офицерам экспедиционных войск, выдавали гаванские сигары, но вместо виски, поили русской водкой.

Разное материальное положение офицеров русской армии диктовало разное отношение к службе. В Белой армии за глаза контрразведчиков называли не иначе, как церберами – цепными псами, преданными старой власти.

Отчасти это объяснялось тем, что существовала договоренность между союзниками: русскую разведку и контрразведку содержать на деньги американского экспедиционного корпуса. Под договором стояла подпись генерал-лейтенанта Миллера.

В 1938 году на Лубянке удалось выбить из генерала признание, что такой договор он подписывал, но союзникам никаких сведений не передавал, так как в этом не было надобности. В штабе Северного фронта работали военспецы, некоторые из них сотрудничали с разведкой Антанты. О работе союзников в штабе Северного фронта генерал Миллер узнавал из донесений русских разведчиков, которые подчинялись непосредственно ему. Так по крайней мере он признался на Лубянке.

Но как бы там ни было, наступление Красной армии продолжалось. По-прежнему стремительно ломала оборону противника Шестая армия генерала Самойло.

Сквозь дымы боев уже просматривалась победа. В лучшую сторону менялось настроение в войсках. Тут сказывалась и агитационная работа. Хорошо помогали пленные, особенно итальянцы. Они размещались в бараке лесопильного завода, где до войны проживали с семьями наемные рабочие. В столовой итальянцы устраивали музыкальные вечера. На своем певучем языке они рассказывали красноармейцам о страстной любви и теплом лазурном море.

Красноармейцы, оказывается, их понимали, но в своем воображении видели не изящных сеньорит, а горячих Татьян и Марусек, и не морские волны, а плеса прудов и речек, в которых отражалось высокое русское небо.

В песнях пленные итальянцы пели о доме, уже старались не помнить, что сюда их привела жажда наживы.

47

Перед строем командарм Самойло произнес горячую речь.

– Солдаты! Отныне вы бойцы Красной армии. Общими усилиями очистим наш Север от англо-американских и французских интервентов!

В ответ послышались возгласы:

– Очистим! Очистим!

– Впереди – Архангельск. Нам нужна только победа! – Этими напутственными словами командарм закончил речь.

Александр Александрович рисковал, согласившись непроверенный в деле батальон влить в поредевший 156-й стрелковый полк. Смущало, что вражеский батальон легко перешел на сторону Красной армии. А если Антанта получит мощное подкрепление? Такая опасность существовала. Белая армия имела полки и дивизии, разбросанные по Средиземноморью, по Среднему и Дальнему Востоку, в Прибалтике. Если найдется такая сила, соберет Белую армию в один кулак и ударит по Красной армии, тогда в случае такой непредвиденной ситуации батальон Северорусского полка мог так же легко вернуться к белым.

Хаос начинается не на поле боя, а в головах людей и далеко не обязательно в головах полководцев.

На Южном фронте подобные колебания в войсках случались нередко. Солдатская масса кипела. И красные командиры, соблазнившись легкой победой, поверившие на слово солдатам, которым война стала заработком, подставляли головы под карающий меч пролетарской диктатуры.

Гражданская война продолжалась. Впереди были успехи и неудачи. И много-много крови. Но те, кто готовил войну как сферу прибыльного бизнеса, меньше всего думали о крови. Это будет солдатская кровь, людей бесправных и на первый взгляд покорных.

Сколько война продлится – не хотелось гадать, а расчеты никогда не совпадали с намерениями. Каждая сторона, начиная боевые действия, видит себя победителем.

В Соединенных Штатах выходили газеты, в которых помещались прогнозы на завершение войны. Победителей уже не называли – их просто не будет: все останутся при своих интересах. Но правительствам Антанты отказываться от такого жирного куска, как территория российского Севера, все еще никак не хотелось.

«Чикаго трибюн» по этому поводу привела грубое сравнение, но оно четко отражало суть происходящих событий:

«Антанта держалась за Русский Север, как вошь за шубу богатого купца».

Купец, по всей вероятности, был русским, и его ждала жаркая русская баня. Что же касается педикулеза, то это явление не столько русское, сколько всемирное и зависело оно от тех, кто стоял у власти.

48

В освобожденном от интервентов Шенкурске был задержан седобородый старичок, по виду старообрядец. Комендантский патруль на него не обратил бы внимание, если б на нем была одежка, какую носят пожилые люди его возраста.

Бросался в глаза потрепанный железнодорожный мундир явно с чужого плеча, с обвислыми краями форменная фуражка с надломленным козырьком, но зато на нем были добротные почти новые ботинки на толстой кожаной подошве. За плечами – видавший виды солдатский вещмешок.