Книга Лабух - Алексей Молокин

— А что ты, собственно, делаешь? — спросил Лабух. — Головы людям дуришь своей шарманкой? А в городе без твоего органа завтра черного хлеба не сыщешь. Безответственный ты человек, Йохан, и больше ничего!

— Отвали! — упрямо повторил Йохан. — Пускай они посмотрят на себя со стороны, может быть, что-то и поймут.

Лабух подумал, что если все, что рассказала тетушка Эльза, правда, то и это занятие Йохана не такое уж бессмысленное. Фигурки на шарманке вели себя именно так, как должны были, по мнению старушки, вести себя добропорядочные граждане. Так что Йохан и впрямь был в каком-то смысле бунтарем и подстрекателем, потому что, вместо того чтобы заниматься своим прямым делом, то есть играть городскую жизнь по нотам, написанным его великим предком, занялся игрой в куклы. Хотя, по правде говоря, жители города, с интересом наблюдающие за разыгрывающимся перед ними кукольным действом, очень мало походили на революционно настроенную толпу, напротив, похоже им очень нравилось смотреть на себя со стороны.

— Йохан, — проникновенно сказал Лабух, решив сменить тон, — для них это просто спектакль. Развлечение. Сейчас ты прекратишь вертеть свою шарманку, вернешься в собор, и они немедленно отправятся по своим делам. Как и положено. Поверь мне, я полжизни играл на площадях и знаю, что это все равно что кричать в колодец. Гулко, холодно, а за водой все равно ведро опускать приходится. И вообще, пойдем в какое-нибудь уютное тихое местечко, потолкуем, как музыкант с музыкантом? Да, кроме того, у них и деньги-то кончились.

В самом деле, не лупить же этого упрямого чудака в полосатых чулках и башмаках с нелепыми пряжками боевой гитарой по голове.

— В отпуске расслабляться полагается, выпивать там, закусывать. К женщинам приставать, пойдем, а? — Лабух заглянул Йохану в лицо.

— Вот я и расслабляюсь, — отозвался Йохан. — На органе играть надо, трудиться, а тут музыка сама собой получается, знай себе ручку крути. А денежки-то сыплются. Здорово, правда? Да еще и сцены разные разыгрываются, не хуже, чем в жизни. Вон, смотри, тетушка Эльза в своем скворечнике, видишь?

И в самом деле, недалеко от края верхней деки шарманки, в миниатюрной стене открылось совсем уж микроскопическое окошко, из которого явственно потянуло запахом кофе. К окошку, проворно, словно ящерка, полз нестриженный человек с малюсенькой гитарой за спиной. На плече у человечка сидела кошка, похожая на черную запятую.

— А это еще кто? — холодея, спросил Лабух.

— Ты, кто же еще! — ответил Йохан. — Что, себя не узнал?

Однако озвученная Лабухом мысль о том, что в отпуске выпивают, закусывают, а также пристают к женщинам, показалась мятежному органисту новой и небезынтересной, потому что он захлопнул откинутую крышку своего агрегата, пинком вышиб костыль, с кряхтением закинул лакированный ящик за спину и, махнув Лабуху рукой, двинулся к ближайшему кафе. Не забыв аккуратно увязать в платок деньги и засунуть получившийся тяжелый узелок за пазуху.

— Вот так-то лучше, — пробормотал Лабух, поспешая за ним. — И чего это я со всеми разбираюсь, делать мне, что ли, нечего?

Слушатели, словно очнувшись, принялись расходиться. Некоторые, видимо особо чувствительные, горожане ковыряли пальцами в ушах, словно пытаясь извлечь оттуда застрявшие звуки шарманки. Кто-то обескуражено хлопал себя по карманам, но претензий к органисту-шарманщику не предъявлял.

Пройдя несколько шагов по тихой кривой улочке, впадавшей в Домскую площадь как раз напротив сквера, Йохан вошел в небольшое, на пять столиков всего, кафе, прислонил шарманку к стойке и махнул рукой хозяйке:

— Привет, Марта! Мне, пожалуйста, большой кувшин «Пьяного кочета», свиные ножки с горошком, ну, а потом посмотрим. Потом я к тебе, наверное, приставать буду, так что готовься. Не думай, парень, что я тебя еще и угощать буду, — буркнул он Лабуху. — Если чего надо — заказывай сам, за свои денежки.

Служанка, а может быть, хозяйка заведения, которую революционный шарманщик назвал Мартой, пышная блондинка, одетая в расшитый незабудками корсаж и длинную синюю юбку с ромашками по подолу, улыбнулась посетителям, причем Лабуху чуть более лучезарно, и сказала:

— Сейчас все будет, как вы хотите, господин Йохан, вот только приставать ко мне не надо, у нас для этого девочки имеются, к ним и приставайте. А господину кавалеру чего принести?

Лабух, которого только что обозвали «кавалером», задумался. Честно говоря, что здесь принято есть и пить, он не знал, но показывать это при Йохане почему-то не хотелось. Вдруг спесивый городской органист подумает, что Лабух вычесался из какой-нибудь подворотни? Поэтому он просто попросил добрую Марту принести ему чего-нибудь на ее усмотренье.

— Ну, тогда рюмочку «Черного приора» и кофе, — заключила Марта и грациозно заколыхалась на кухню.

— Зря ты, парень, не заказал «Пьяного кочета», — совсем не спесиво, а даже дружелюбно сказал Иоханн, развернув платок и раскладывая монеты столбиками. — Под такое пиво и разговаривать веселее. А «Черный приор» — это для филистеров, накладно и не нажористо. Я, когда при исполнении, тоже всегда «Черного приора» заказываю, положение обязывает, но сейчас-то я в отпуске! — тут шарманщик довольно хмыкнул. — И пусть попробует мне какая-нибудь свинья указывать, что мне есть, что пить и что играть! Зашарманю насмерть! Ух!

Марта споро управилась на кухне и вернулась с внушительного вида блюдом свиных ножек, глиняным запотевшим кувшином, парой глиняных же кружек, чашечкой кофе и малюсенькой рюмочкой пахучей темно-коричневой настойки. Все это она ловко разместила на маленьком столике, коснулась напоследок Лабухова плеча мягким боком, сделала книксен и грациозно уплыла за стойку.

Шер ревниво и настороженно посмотрела вслед Марте, потом принялась заинтересованно изучать свиные ножки. Пока, правда, на расстоянии.

На некоторое время Йохан погрузился в кружку с пивом, потом воздал должное свиным ножкам и, наконец, вынырнув на свет Божий, довольно рыгнул и уже совсем мирно спросил:

— Так чего же тебе надо от простого Домского органиста, господин кавалер?

Лабух маленькими глоточками смаковал «Черного приора». Напиток слегка горчил, отдавал дымком и травами и чуть-чуть обжигал, словно костерок на скошенном лугу. Похоже, этот напиток придумали странствующие монахи, вынужденные на старости лет осесть в монастыре. Кощунством было после «Черного приора» пить пиво, но Йохан подвинул Лабуху глиняную кружку, и Лабух не устоял. Исключительно из чувства солидарности.

«Пьяный кочет» мягко скользнул в гортань и наполнил Лабуха доброжелательностью и теплом. Пиво чудесно гармонировало с теплым летним вечером, плавно переходящим в ночь. «Батюшки, уже вечер, — ошалело подумал Лабух. Вот так Йохан! Ай да шарманщик!» А вслух сказал, стараясь говорить убедительно и солидно:

— Не мне, Йохан, а всему вашему городку просто необходимо, чтоб ты вернулся к органу. Ведь тетушка Эльза сказала, что горожане без тебя ничего не могут. Ни работать, ни отдыхать, ни даже сны видеть. Так что, во имя своего Великого тезки, вернись, сделай милость! И выбрось свою шарманку, вредный это инструмент и недостойный высокой профессии органиста.