Книга Иду на "ты" - Дмитрий Романтовский

Отшельник, очутившись в кромешной темноте, шарил руками по стене, пока не нашел рычаг, приводивший в действие мощную плиту потайной двери. Отыскав, с усилием дернул, и плита со скрежетом поползла, закрывая проход.

Единственным, кто заметил их бегство, оказался неутомимый Тагунака. Он отбросил веер и, доставая меч, отчаянно бросился к закрывающейся плите. Деревянные сандалии звонко процокали по плитам, но он не успел. Камень надежно встал на место.

– Куда же вы, гости дорогие? Там темно и сыро,– предупредил десант Тагунака и осторожно постучал по плите. В голосе его звучало искреннее недоумение.– Выходите, чаю попьем, суши поедим, за жизнь поболтаем.

– Нам и здесь сухо,– мрачно ответил Задов и зажег спичку. В мерцающем свете он пересчитал товарищей. На месте были все, даже батыр, который так и не выпустил из рук грабли.

На поверхности бесновался Тагунака:

– Приходят без приглашения, когда вздумается… Уходят, когда хотят… Все поломали, все испортили!

На вопли и шум из-за плиты десантники внимания не обращали. Хватало и своих акустических проблем, каковые начались, как только у бека отобрали и разломали грабли. На бамбуковые щепки они мгновенно намотали тряпки, соорудив импровизированные факелы. На ветошь пустили майку того же батыра. Отшельник на этом этапе экспроприации только виновато развел руками: кроме набедренной повязки, он предложить ничего не мог, поскольку тюрбан потерял во время бегства с площади. Факелы из майки вечно потного бека сильно коптили, но горели и светили исправно.

Самурая, лежавшего без сознания, Раджив с Задовым связали его же длинным поясом и оставили лежать у входа, после чего направились под каменные своды.

Путники уже давно потеряли счет времени и пройденного расстояния, когда, изрядно поплутав, добрались-таки до просторной пещеры с высокими сводами. Свет факелов терялся в темноте, не достигая потолка. Одна из стен пещеры была отвесной, и гладкая ее поверхность наискось пересекалась глубокой трещиной. Пещера была практически пуста, но там, где у пола заканчивался разлом, стояла роскошная золотая чаша, украшенная крупными и мелкими драгоценными камнями.

Раджив осторожно поднял обеими руками чашу и внимательно взглянул на своих соратников. Против его ожидания, в глазах дружинников при виде эликсира читалось лишь естественное любопытство, и не было ни малейшего следа той алчности, к которой он давно привык за века своего отшельничества.

Отшельник поднес чашу к губам, сделал небольшой глоток и протянул сосуд Задову. Тот руку отшельника брезгливо отстранил:

– Другим дай. А я не буду пить. Антисанитария – залог тифа. Плакаты читать надо. Но чашу потом заберу, приятель, не обессудь. Тебе один хрен, во что воду лить. Вон сколько тут скорлупы.

Пол пещеры и впрямь был усыпан кокосовой скорлупой и шкурками бананов. Рацион сгинувшего хранителя, очевидно, был скуден.

Раджив, который молодел буквально на глазах, протянул сосуд беку, но тот, горячо переживая за утраченные грабельки, только злобно фыркнул и демонстративно цыкнул сквозь зубы красной жижицей бетеля под ноги отшельнику:

– Что мне, вечность, что ли, с этими идиотами по всем реальностям лямку тянуть? Нашел дурака. У меня через пару тысячелетий пенсия, поеду в степь, да там и помру, когда срок придет.– Бек мысленно представил себе траурную юрту, толпы рыдающих вдов-наложниц, печального конька, огромный некролог и вытер навернувшиеся слезы умиления. Ему было хорошо.

– А вы? – Отшельник протянул чашу Николаю, но тот отрицательно покачал головой и усмехнулся:

– У меня аллергия на лекарства.

Помолодевший Раджив на миг задумался, а потом медленно вылил воду на пол пещеры:

– Да будет так. Хватит. Ее время не пришло.

– Либо всем, либо никому,– радостно подтвердил Лева, выхватывая из рук отшельника драгоценный сосуд и засовывая его в вещмешок.

Кузнецов вопросительно глянул на Раджива и, прочитав в его глазах ответ, повернулся к Задову:

– Лева, дорогой, будь другом, сделай так, чтобы эту пещеру искали очень долго и не нашли.

Задов, еще не успевший завязать мешок, замер, понимающе улыбнулся, что-то извлек из недр своей поклажи и посерьезнел. Бас Задова заметался под сводами:

– Па-а-апрошу очистить помещение! С этим не шутят. Теперь малейший удар – и в дамках.

– Вот этот штрек ведет к вентиляционному отверстию.– Раджив указал на неширокий проход.

– Догоню,– отмахнулся Задов, роясь в вещмешке и доставая оттуда динамитные шашки и детонаторы с огнепроводным шнуром.– Все будет в лучшем виде!

– Вот этого я и боюсь,– заметил Кузнецов, утягивая за собой бека.

Помолодевший до тридцати лет старец хотел сказать что-то проникновенное, но только махнул рукой и последовал за Кузнецовым, воткнув свой факел в расщелину. Метрах в десяти от выхода – узкого лаза, в котором светилось ласковое индийское солнце,– Раджив, Кузнецов и бек остановились, ожидая своего новоявленного подрывника.

– У Левки опыт богатый,– успокаивая скорее себя, чем коллег, дал свой прогноз батыр.– Он с рыбалки всегда при рыбе приходит.

Спустя пять минут мимо них пронесся Задов. Выскочив наружу, он опустил в лаз голову и заорал:

– И кому стоим, идиоты? Это ж нитроглицерин, а не простокваша!

Они успели отбежать от замка еще с полкилометра, когда за оставшейся позади чащобой гулко ухнуло, и вверх взмыли куски скал и изразцовых плит.

– Шабаш! Пора домой! – сказал Лева, счищая с ушей паутину и пыль.

– Что будете делать дальше, Раджив? – по имени обратился Кузнецов к отшельнику. Он уже успел вызвать по связь-блюдцу карусель и теперь вежливой беседой пытался скоротать время перед неумолимым печальным расставанием.

– Пойду к людям. Пришло время искать учеников. Политикой займусь, что ли… – Раджив широко и доверчиво улыбнулся.– Наш род Ганди вообще-то чертовски талантлив.

– О людях простых не забывай.– Задов неожиданно протянул отшельнику свою папаху с малиновым верхом.– Но того гада со слоном накажи примерно. Нечего девчонок портить. С такими нравами до перенаселения дело дойдет, не приведи господь.

Раджив отрицательно мотнул головой, оценивая на руке увесистость посоха:

– Я его прощу. Я его так прощу, что он у меня триста лет чакру не отмоет.

Закрутился вихрь, поднятый прибывающей каруселью. Друзья, с грустью помахав надежному, мудрому товарищу рукой, расселись по местам, причем Лева на этот раз занял место на печальном, сером в яблоках слонике. Над джунглями зазвучала песня «И летели наземь самураи под напором стали и огня!..»

Помолодевший отшельник, философски наблюдая за каруселью, подумал: «Волчок – это символично! Если у меня будет знамя, то на нем я изображу именно волчок или, на худой конец, веретено. Лучшего символа для круговерти мироздания не придумать».