Книга Детская книга для девочек - Борис Акунин

Кошка, словно услышав ее мысли, вдруг завибрировала как маленький моторчик, и от уютного, ласкового мурлыканья звенящая тишина скукожилась и уползла, и страх тоже немножко отступил.

В очередной раз стукнула дверь наверху, и Геля напряглась, гадая — кто это идет? Щур? Или старая крыса Павловская?

Долго сомневаться не пришлось. В темноте заморгал красновато-желтым светом фонарь. Значит, Павловская!

Выворачивая запястья, пленница бешено старалась содрать гадскую цепь. Ей надо освободиться во что бы то ни стало! Ведь сейчас вернется этот дурак со своим гвоздем и попадет прямо в лапы жуткой старухи!

Павловская подошла совсем близко, так что Геля почувствовала куриный, приторный запах старушечьего пота и керосина от лампы.

— Сговорились мы с Калистратом Калинычем. Отправил он людишек и за письмецом, и за огольцом, — проговорила старуха странным, глухим и тягучим голосом, будто пьяная. — Только больно дорого за доставку запросил. Так что огольца порешили на месте порешить, — тут она то ли закашлялась, то ли рассмеялась, — а тебя, мерзавка, я сама прихлопну. Как надоедливую муху. — Старуха подняла фонарь, и Геля задохнулась от ужаса.

Лицо у Павловской было страшное — толстые щеки обвисли, глазки запали, а губы беспрестанно шевелились, дергались, кривились, как у безумной.

— Что, боишься меня? Бойся, — зловеще протянула статская советница, потрясая своей страшной клюкой, — я ведь твоя смерть!

Геля, надо сказать, боялась. Очень боялась. Только не Павловской, а того, что в подвал с минуты на минуту вернется Щур.

Она все крутила и дергала цепь, и неожиданно — то ли оттого, что удачно сместились витки, то ли оттого, что у Гели от неимоверных усилий вспотели руки, — та поддалась, и левая кисть туго, но пошла наружу. А как только удалось высвободить одну руку, с другой цепь свалилась сама собой, почти и не звякнув в песке.

— И ничуточки я вас не боюсь! — выкрикнула Геля, чтобы потянуть время. — Вы старая, жалкая, мерзкая жаба!

Левой рукой она незаметно, но крепко обхватила кошку, а правой загребла песка и, не медля, швырнула в глаза злодейке.

Но Павловская была настороже. Страшный удар клюкой обрушился на голову девочки, все разом исчезло — подвал, жуткая старуха — и Геля провалилась во тьму.

Часть третья

Возвращение

Глава 1

Гелю плавно покачивало, словно она летела в самолете или плыла по теплому, ласковому морю. Где-то далеко внизу — на земле или под водой — копошились какие-то фигурки.

Она лениво сощурила глаза, и картинка приблизилась, стала четче.

На сером песке лежала девочка в грязном, измятом матросском платьице — будто спала. У ее виска расплывалось странное темное пятно. На груди у девочки в воинственной позе, вздыбив шерсть, прижав уши и оскалившись, стояла маленькая черная кошка, и старуха в лохмотьях уже занесла над ней окровавленную клюку.

— Это же я, — сквозь сонное оцепенение подумала Геля. — Значит, Люсинда все-таки меня бросила, и я умерла. А как же это я умерла, а все равно все вижу?

«Да потому что это не настоящая смерть, а клиническая, дура!» — пришел неизвестно откуда довольно грубый ответ, и Геля стала просыпаться, выныривать из ласковой, мягкой одури.

Она же стописят раз читала про такое в интернете! Душа отделяется от тела, и люди в состоянии клинической смерти видят будто со стороны себя, место ДТП или операционную, ах, неважно!

Врачи, конечно, утверждают, что это всего лишь галлюцинации. Мол, на переходном этапе между жизнью и смертью прекращается работа сердца и дыхания, и гипоксия — то есть кислородное голодание — вызывает всякие видения: ощущение полета (есть!), спокойствия и умиротворения (есть!), движения по темному туннелю к свету (пока нет).

Только все равно они врут, врачи эти. Теперь Геля точно знает. Она же вот отделилась и видит очень ясно все, что происходит с ее телом. И с ее кошкой!

Геля напряглась, стараясь закрыть зверька руками, защитить от удара. Кошка жалобно мяукнула и посмотрела вверх, прямо ей в глаза.

«Уходи! Пожалуйста, уходи!» — изо всех сил подумала Геля.

Рука лежащей девочки шевельнулась слабо, едва заметно, но старуха все равно увидела:

— А, тебе все мало! Ну, получай! — Клюка свистнула, рассекая воздух, но второго удара так и не последовало.

Голова Павловской странно дернулась, и старуха медленно, грузно обрушилась на пол. Песок взметнулся серым облаком, присыпав клюку, лохмотья и опрокинувшийся фонарь.

Струйка пламени побежала по песку, ярко осветила подвал, шарахнувшуюся от огня кошку и бегущего к ней, Геле, Щура.

«Это он бабку камнем, — подумала девочка, — а я сейчас очнусь, и все у нас будет хорошо!»

Но картинка внизу вдруг смазалась, а Гелю закружило, как котенка в стиральной машине, и потащило в какую-то черную, ревущую трубу.

Она отчаянно закричала:

— Щур! Силы Зла! Маааамочка!

Но неведомая, безжалостная сила все влекла ее неизвестно куда, крутила, сквозь рев доносились обрывки разговоров, шум ветра, рокот моторов и голоса птиц, все это сливалось в резковатую, механическую музыку, и Геля, наконец, поняла — да ведь она же фарфоровая пастушка, которая кружится-кружится-кружится…

Ах, мой милый Августин, Августин, Августин,

Ах, мой милый Августин, все пройдет, все…

Кто-то настойчиво, не попадая в такт, звал какую-то Ангелину, мешал кружиться.

— Вы… меня… сбиваете! — сердито сказала она, с трудом открывая глаза. — Не мешайте, понятно?

— Ну просыпайся же! Приходи в себя! — Перед Гелей мелькнула какая-то тень, и левой щеке стало больно.

— Ах, так вы драться! — Девочка тяжело шлепнула рукой по чему-то теплому и твердому. Сильно оцарапала палец. И проснулась.

Прямо перед ней, держась за щеку, сидела Люсинда Грэй. Ее прекрасные, изумрудные глаза светились то ли изумлением, то ли гневом. Геля медленно перевела взгляд на свою руку — на подушечке среднего пальца выступила капля крови. Потом посмотрела на Люсинду. В ушах у той были затейливые сережки. Вот оно что.

— Я вас стукнула? Я нечаянно… — едва ворочая языком, проговорила Геля и стала снова проваливаться в сон.

— Да что же это такое? Просыпайся! Просыпайся, Ангелина! — Фея яростно затрясла ее за плечи.

Геля неохотно открыла глаза. Голова была тяжелой, словно чугунной. Во рту пересохло.

— Тебе удалось? Ты покрыла Алмаз защитым снадобьем? — нетерпеливо спросила Люсинда.