Книга Посейдон - Пол Галлико
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он замолчал, но все уже ждали продолжения.
— Понимаете, я оставил дневник в своей каюте, там, внизу… Впрочем, это, собственно, уже ничего не меняет, бог с ним.
— И кто же были эти господа? — поторопил его Роузен. — Мы успели перезнакомиться с очень многими милыми людьми.
— Это были самые разные люди, — снова заговорил Мартин, — биржевые маклеры, руководитель рок-группы и одновременно бывший чемпион по роликовым конькам. Было там с полдюжины президентов и вице-президентов корпораций. Промышленники из Англии, Америки и Германии. Лондонский таксист со своей супругой, владелец большого отеля, председатель футбольного клуба, парочка писателей, иллюстратор, банковский кассир, владелец фабрики, изготавливающей сушилки для волос. Были профессиональные сиделки и медсестры, рекламщики, телепродюсеры, продавцы… Одним словом, назовите профессию, и я, скорее всего, укажу вам такого человека на борту «Посейдона».
Мартин вспомнил все, что, как казалось теперь, происходило миллионы лет назад. Обычный ход времени и спокойный отдых на борту лайнера, совершающего круиз по странам Африки и Южной Америки.
Они все уже позабыли о тех беспечных днях, о танцах и вечеринках, и еще о тех людях, которые так же, как и они, отдыхали на борту этого парохода.
Молчание нарушил Рого.
— Ну, и что вы хотите этим сказать? Ну, допустим, профессор совершил какое-то серьезное научное открытие. Могу предположить, что и сенатор являлся важной персоной. Ну, а все остальные как же?
— Вот в этом-то все и дело, — торжествовал Мартин. — С какой стати должны выжить именно мы, а все другие — погибнуть?
— Хотите знать, почему? — нервно рассмеялся Шелби. — Да потому что все мы незадолго до этого стали членами Клуба крепких желудков. Помните? Мы еще много говорили об этом в тот самый день. — При этом он произнес «тот день» так, будто все это случилось давным-давно, а не всего несколько часов назад. — На нас не подействовала качка, мы не страдали от приступов морской болезни и не намеревались пропускать ужин. Может быть, именно поэтому мы и спаслись?
— Никто еще не спасся, — мрачно буркнул Рого. — Не спешите делать выводы.
— А я считаю, что мы значим очень многое, — тихо возразила мисс Кинсэйл.
Мартин снова рассмеялся:
— Неужели мир остановится, если мы вдруг исчезнем? Вот почему мне так необходимо вернуться домой живым и невредимым? Я уже говорил вам, что мы осваиваем новую линию товаров и мне нужно ими заниматься… Впрочем, без меня там легко управится мой женатый сын. Он, кстати, потом и унаследует мой магазин. Сын позаботится и о моей жене, а своей матери. И никто, наверное, кроме них, больше не вспомнит несчастного галантерейщика. А что бы вы сказали по этому поводу, Шелби? Насколько незаменимы вы сами?
— Даже и не знаю, что вам на это ответить, — замялся Ричард. — Я разрабатывал новый дизайн пикапа. При этом мы хотели использовать довольно оригинальный сплав, недавно созданный нашими специалистами.
— И что же произойдет, если в назначенный день вы не появитесь на своем рабочем месте?
Шелби задумался и, наконец, хрипло произнес:
— Да, наверное, ничего страшного. У нас есть талантливые молодые люди, которые, без сомнения, справятся и без меня.
— Мюллер, а у вас как обстоят дела? — поинтересовался Мартин.
В темноте раздался смех, в котором никто не сумел уловить нотки жалости к самому себе.
— Никто из вас обо мне ничего не знает, — заговорил Хьюби. — И, могу вас уверить, что я — человек совершенно никчемный и важен только для себя самого. Я не работаю, я палец о палец не ударяю для того, чтобы поддерживать свое существование. Если не считать горстку мамочек, которые видят во мне богатого жениха для своих переспелых дочерей, никто на меня никогда не обращал внимания. Ни единая живая душа. Вот так-то. И если я погибну, всем будет глубоко наплевать.
— Неправда! — горячо воскликнула Нонни. — Мне не будет!
— Ну, а что вы сами о себе скажете, Нонни? — не отставал Мартин.
Она думала недолго:
— Наверное, я весьма посредственная танцовщица. Иначе я бы уже давно сделала карьеру и стала звездой. Но зато мои родители меня обожают. И если я не вернусь в отпуск домой, они будет очень сильно горевать.
— А вот я никак не могу себя оправдать, — неожиданно произнесла в темноте Джейн Шелби. — Я не смогла сохранить верность ни себе, ни другим. Мне кажется, будто все это время я жила не своей собственной жизнью, а жизнью постороннего человека. Теперь же я испытываю к себе только презрение. Более ничего.
— Джейн! — с горечью воскликнул Шелби.
— Перестань, Дик, — уже не так злобно, как в прошлый раз, выкрикнула Джейн. — Если уж нам суждено всем погибнуть, я не хочу, чтобы ты считал, будто я изменяла тебе в постели. Нет, я имела в виду совсем другое. То, что я изменила самой себе, предала себя.
— Простите. Я вовсе не хотел разбираться в чужих семейных отношениях, — пробормотал Мартин.
— Позвольте уж и мне сказать, — вмешалась в разговор Сьюзен. — Что касается меня, то я хотела учиться на художника-дизайнера. Впрочем, теперь, как мне кажется, все это уже не имеет никакого значения.
— Еще как имеет! — возразил ее отец. — Все это имеет громадное значение, потому что главней тебя для нас с матерью нет никого! Ты обязательно должна выучиться и стать отличным профессионалом.
«Ну, еще неизвестно, что бы ты сказал, если бы узнал сейчас мою тайну!» — с горечью подумала Сьюзен.
— Что касается меня, — сообщил Мэнни Роузен, — я мог бы позволить себе спокойно умереть сегодня, завтра, на следующей неделе или даже в следующем году. Я уже на пенсии. Мой сын ведет за меня мое дело. Но все при этом остается так же, как было при мне. Только самые свежие продукты, и притом самые вкусные. Поэтому не так уж и важно: жив я или нет. Мой магазин будет функционировать исправно, и моего отсутствия в округе никто даже не заметит. Правда, Белль? Мы прожили хорошую, достойную жизнь.
— Не надо заставлять меня еще что-то говорить, — поморщилась миссис Роузен. — Я неважно себя чувствую.
— Ну, а кто что-нибудь знает о Кемале? — поинтересовался Мартин. — Что заставило его бросить своих товарищей и пойти с нами?
— Да, он нам здорово помог, — одобрительно произнес Рого. — Пару раз мы оказывались в такой неприятной ситуации, что без него, похоже, вряд ли сумели бы вообще выкарабкаться.
— Я понятия не имею, что он чувствует, насколько незаменимым считает себя, — заговорил Мюллер, — но одно могу сказать точно: из всех нас он меньше всего боится смерти и реже всего о ней думает. Зато я могу описать вам деревни, в которых вырастают вот такие люди. Скорее всего, он родился где-то в Анатолии, а мне частенько приходилось там бывать. Это несколько белых каменных хижин с красными черепичными крышами да мечеть. Причем такая крошечная, что минарет у ней не выше обычной печной трубы. Ну, по крайней мере, так может показаться на первый взгляд… А муэдзин забирается наверх изнутри, по приставной лестнице… Там нет ни электричества, ни водопровода, нет телефона и радио, но зато есть школа и достойный учитель. Женщины, работающие на полях, носят широкие мешковатые штаны и желтые платки на головах. Скорее всего, он сейчас мечтает снова очутиться там. И он искренне считает при этом, что самый известный и значительный человек на всей земле — это Кемаль Ататюрк.