Книга Вкус желания - Беверли Кендалл

Сосредоточиться, Но пальцы ее утратили ловкость и слаженность, и ей потребовалось немало времени, чтобы открыть шкатулку. Когда наконец ей это удалось, она увидела: внутри ее уютно угнездилось ослепительное сапфировое ожерелье.

Она охнула и прижала руку ко рту.

— Это очень красиво, но я не могу принять такой подарок, — сказала она шепотом.

Голос ее прерывался.

— Конечно, вы его примете.

Его тон был нежным, но не допускающим возражения.

— Но все подумают…

— Кто?

Он поднял брови и мгновенно окинул взглядом присутствующих.

— Здесь моя семья и мои друзья, здесь чужих нет. И поверьте мне, что ни Мисси, ни Радерфорд не посмеют осуждать наши отношения.

Амелия снова посмотрела на ожерелье. Что мог означать такой подарок? Это не было обручальное кольцо. Он хотел, чтобы они продолжали оставаться любовниками? Неужели это все, что он собирается ей предложить?

— Благодарю вас. Оно прекрасно, — пробормотала она, тяжело дыша.

Ее душили чувства, но глаза оставались сухими, потому что она не знала, что такое слезы счастья.

— Позвольте мне…

Он подошел ближе, и его запах опьянил ее. С церемонностью, достойной официального предложения, он вынул ожерелье из шкатулки, надел ей на шею и застегнул. Она ощутила обнаженной грудью вес и холодок тяжелых сапфиров. Прикосновение его рук к ее шее и плечам она ощущала как более интимное, чем даже поцелуй, и сердце ее чуть не разрывалось от того, что ей приходилось обуздывать свое ликование. Несколько раз у нее подгибались колени, когда он оказывался поблизости, а часто в его присутствии ее охватывала головокружительная эйфория, но она была не из тех женщин, кто легко падает в обморок. И все же сегодня Амелия боялась смотреть на него, потому что рядом с ним она теряла спокойствие.

Будь они одни, Амелия поцеловала бы его, но она знала: позволь она себе целомудренный поцелуй, то непременно пожелает большего. Они оба захотели бы большего.

Амелия изо всех сил старалась не смотреть на него, но чувствовала его взгляд на себе, и он обжигал ее. Она уловила пристальный взгляд лорда Алекса. Его зубы сверкнули в ленивой улыбке, выделяясь на смуглом лице. Он слегка наклонил голову, будто в знак признания и одобрения ее нового статуса и их новых с Томасом отношений. Потом отвернулся, подошел к Мисси и взял у нее из рук дочь.

— Сегодня вечером вы сможете выразить мне достойную благодарность, — услышала она томный, жаркий голос Томаса.

И сразу увидела в своем воображении переплетенные ноги, смятые простыни, обнаженные тела и жаркое и яростное соитие. Волна жара окатила ее с головы до пят. Господи! Еще целый день до того, как наступит вожделенная ночь!

— У меня тоже есть кое-что для вас.

Сначала Амелия предоставила ему возможность покопаться в груде подарков, лежащих под елкой и обернутых нарядной бумагой. Потом подошла к нему и вручила коробку и только тогда позволила себе посмотреть ему в глаза — он пожирал ее взглядом.

Томас принял коробку и, не теряя времени, открыл ее. На мгновение он замер, увидев модель корабля. Его взгляд метнулся к ней. От жара и интимности этого взгляда ее колени едва не подогнулись.

— Надеюсь, вам нравится.

Мисси, как всегда полная любопытства, подошла к брату.

— О, как красиво! Как раз то, что больше всего подходит, — сказала она, не отводя взгляда от его подарка.

Томас игнорировал ее добродушную насмешку. Подняв кораблик, он несколько раз медленно повернул вещицу, любуясь мастерством, с которым та была изготовлена.

К ним подошел лорд Алекс, все еще держа на руках крестницу.

— А мне Санта-Клаус принес только огромный кусок угля. Скажи, Армстронг, что нужно сделать, чтобы заслужить такое сокровище?

Мисси безуспешно попыталась заглушить приступ смеха.

— Я еще не заслужил его, но надеюсь, что это вопрос времени, — отозвался Томас.

Амелия почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.

После ужина мужчины удалились в гостиную, а женщины отправились наверх посмотреть на детей.

Со свойственным ему «тактом» Картрайт приступил прямо к делу, без околичностей спросив:

— Ну, Армстронг, когда собираешься отпраздновать свадьбу? Весной я буду очень занят.

Радерфорд не позволил себе никаких замечаний. Он подошел к буфету и налил себе бокал портвейна, но по выражению его лица Томас понял, что и он ждет ответа.

Томас сел на диван и посмотрел на Картрайта.

— Меня не волнуют твои планы. Я все равно женюсь на ней, независимо от того, будешь ты в этом принимать участие или нет.

— Как ты понимаешь, речь идет не обо мне. В обществе до сих пор не смолкают разговоры о вашей непристойной перепалке на балу в доме леди Стэнтон.

— Пусть говорят что угодно. В любом случае наше обручение положит конец болтовне о каком-то непонимании между нами, — ответил Томас с коротким смешком.

Радерфорд вручил бокалы с портвейном ему и Картрайту.

Томас с радостью принял бокал и отпил из него. Радерфорд опустился в кресло рядом с ним. Картрайт остался стоять и переводил недоумевающий взгляд с одного на другого.

— Черт возьми! Только сейчас мне пришло в голову, что вы оба скоро будете женатыми мужчинами!

Последние два слова он произнес так, будто говорил о чем-то совершенно ужасном.

Томас наслаждался очевидной растерянностью друга.

— Опасаешься стать следующим?

Картрайт досадливо махнул рукой:

— Господи! Да я меньше всего об этом думаю. Мой отец ежедневно возносит хвалу Господу за то, что у него есть Чарлз, способный достойно увековечить его имя.

И, как всегда при упоминании отца, в голосе его прозвучала горечь.

— Так когда же состоится столь долго ожидаемое предложение руки и сердца? — поинтересовался Радерфорд. — Мисси, конечно, захочет принять участие в подготовке радостного события.

Томас посмотрел на зятя. Радерфорд был прав. Сестра тут же начнет претворять его планы в жизнь и самое простое превратит в нечто, достойное королевской семьи, а это означало, что спасти его могла только скорость и решительность.

— Как только Гарри вернется из Америки, я поговорю с ним.

— Но это всего лишь формальность, — сказал Картрайт, снова нетерпеливо взмахнув рукой.

— В таком случае самое время выпить за твою грядущую свадьбу, — подытожил Радерфорд, поднимая бокал. — За твое счастье! — провозгласил он.

— За мое счастье, — поддержал его Томас, и их бокалы звякнули.

У Картрайта вид был довольно удрученный.