Книга Годен к строевой! - Михаил Серегин

- Баба Варя! - крикнул дембель.

Бабочкин немедленно явился.

- Чего?

Агапов задумался. Перед глазами встал эпизод, когда этот маленький солдатик одним точным ударом ножа умертвил дергающегося в агонии скакуна.

- Ничего, иди отсюда.

Пытаясь скрыть волну нахлынувшего на него страха, он размазал крем по морде сидящего напротив с открытым ртом Заботина.

Кое-кто заржал.

Забота двинулся в умывальник и налетел на Мудрецкого.

- Что с лицом? - не разобрал лейтенант.

- Он бриться пошел, - сообщил за солдата Агапов.

Мудрецкий ничего на это не сказал и сел на табурет.

- Сегодня идем по столовой. Агапов старший.

Сержант недовольно забасил:

- А сколько можно на мне ездить?

Мудрецкий передразнил его в тон:

- А домой хочется пораньше?

Дембель заткнулся.

- Сегодня на ужин придет генерал вместе с остальными. Что сварим, то и будет лопать, может быть.

Агапов поднялся.

- Поставленную задачу выполним. Набьем генеральское пузо кирзухой до клизмы.

- Какая кирза? - Кикимор высунул из-под одеяла нос. - Дурак, картофан ты будешь чистить. Белый хлеб резать. Котлетки вертеть. Вешаться будете.

- Что ж не придумали до сих пор машину какую, чтобы картоху чистила?

- Почему же, придумали, и ты представляешь ее последнюю разработку.

Фрол показал с верхней полки пьяную моську.

- Я пойду!

Лейтенант гаркнул:

- Валетов, отбой!

Койка скрипнула пружинками и больше не подавала признаков жизни.

Мудрецкий не считал себя генетически предрасположенным ни к революциям, ни к терроризму. Он большую часть своей жизни провел за письменным столом. То школа, то домашние задания, то кафедра микробиологии. Ну, вот плаванием занимался несколько лет, и все. Никаких там кружков. Никаких собраний. То, что он собирался сделать сегодня вечером, могло резко поменять его судьбу. Но он видел, что солдат в части явно недокармливают. Генерал уедет. Праздник закончится, все станет по-прежнему.

Его поставили в наряд. Хорошо. Меньше мороки. Все кажется очень простым. Вот она - трехлитровая банка с размножившейся культурой. Здесь хватит на всех.

Осторожно положив подготовленную бомбу в сумку, Мудрецкий отправился из офицерского общежития в наряд по кухне.

Такой красивой территорию части он еще никогда не видел. Бордюрчики беленькие, газончики зелененькие. У деревьев стволы побелены, кроны оформлены. Не воинская часть, а дворцовый сад императрицы Екатерины Второй. На асфальтированных дорожках бычков нет, мусора нет, комочков земли нет. Вряд ли на них есть пыль. Все дорожки, натоптанные через газончики, уничтожили. Теперь там росла свежая трава, принесенная с ближайшей полянки вместе с землей. Красота кругом. Собачек, неизменно крутившихся рядом со столовой, не видно. Отбегали свое.

Внутри столовой новый наряд начал непрерывно вращать шеями. На каждом столе цветастая клееночка. На окнах кружавчатые белые занавесочки с рюшечками и бирюшечками. Третий взвод третьей роты за несколько послеобеденных часов навел красоту. И даже с большого патриотичного лозунга на полстены «Пища обеспечивает победу в войне» каким-то чудом умудрились стереть приписку: «Только как противник сюда доберется, чтобы съесть ее и отравиться?»

Мудрецкий не опоздал. Вообще-то лейтенанту в наряде делать нечего. Но день сегодня особенный, точнее, только ужин, и офицеру надо быть со своими. Так хотел Стойлохряков.

Две тетки-поварихи, в чье полное распоряжение попадал наряд, вели себя решительно. Время шло, до ужина оставался час. Завстоловой прапорщик Сухонький подскочил к Мудрецкому и сощурил и без того узкие глаза.

- Ну и продукты я получил сегодня. Сказка!.. Давно такого не было. Вот комбат прогибается.

- Как и любой на его месте, - согласился Юра.

- Чтой-то вы, товарищ лейтенант, в столовую со своей едой, - Сухонький указал глазами на сумку.

Лейтенант неловко перебросил ее за спину, и банка с бактериями больно ударила по спине. Что ответить, он не знал и перевел разговор на другую тему:

- Красивые клеенки.

Прапорщик тоже окинул взглядом зал.

- Замучились кроить сегодня.

Агапов сунул большую часть наряда, в том числе Простакова и Резинкина, на картошку. Кикимор оказался прав. Будет картофан. Но мотострелки, уроды, не вычистили даже и четверти ванны, и поэтому сейчас Матрена Сергеевна, женщина габаритов немалых, в дверной проем входила одна, и то бочком, посчитала нужным воодушевить бойцов, рассевшихся вокруг ванны с картошкой с маленькими ножичками в руках, неминуемо причитающимся им призом - двойной порцией. Никто не возражал. Могли и ничего не обещать. Но постараться стоило. Точно будет вишневый компот. Этикетки на банках уже все успели рассмотреть. Откуда его достали, интересно?

Матрена Сергеевна распорядилась компот из банок слить в одну пятидесятилитровую кастрюлю и выставить на раздачу.

Мудрецкий подошел к своим. Багорин ловко открывал банки, а Заморин выливал их в емкость.

- Вот и я вам помогу, - для солдат было неожиданностью, что Мудрецкий тоже стал открывать банки.

Поварихе не понравилось такое.

- Товарищ лейтенант, вы бы не мешали, вот и сумка у вас за спиной больно хорошая.

- А я только компот, Матрена Сергеевна. И ничего более.

Колыхнув необъятными бедрами, повариха развернулась и ушла, ничего больше не сказав.

* * *

Следующим вечером надзиратель открыл окошко камеры, выкрикнул фамилию крепыша Лени и отдал ему пакет. Внутри оказались две банки консервов и булка белого хлеба. Все знали, что передача предназначена для Сивого, а потому никто хлеб на куски не разламывал. Слишком боялись мести с его стороны, так как обвинение, предъявляемое ему, могло только смешить.

Разломав буханку, Леня извлек из нее прозрачный пакетик с пятью миниатюрными шприцами, наполненными прозрачной жидкостью.

- Чего ты возишься? - раздраженно бурчал Сивый. - Дай сюда.

Леня без промедления отдал ему шприцы.

Трясущимися руками Сивый разорвал пакет. На пол посыпались вставленные в пластиковые колпачки иглы. Сокамерники молча наблюдали за происходящим. Все они видели такое не раз. Только бывший прапорщик удрученно качал головой.

Перетянув рубашкой исколотую руку, сивобородый ловко вставил в вену иглу и ввел наркотик.

Отбросив шприц в сторону, он стянул рубашку с плеча, согнул руку и повалился на занимаемую им кровать, закатив глаза.