Книга Никто, кроме президента - Лев Гурский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я так долго тешил себя бессмысленной надеждой, что успел представить всю эту воображаемую сцену до мельчайших деталей. Лязг открываемых замков. Улыбки вошедших. Вспышки блицев. Облако парфюма вокруг Кристины и Глаши. И себя самого, в тюремной робе, с одурелой, еще нездешней, рожей человека, только-только очнувшегося от кошмара… Эх я, дубина самовлюбленная! По привычке вообразил себя центром Галактики, вокруг которого заверчено все на свете, а оказался лишь эпизодом в чужом сне, тенью в чужом глюке, статистом в чужом затянувшемся кошмаре.
Зато теперь у меня есть возможность этот кошмар прекратить.
– Макс, послушайте меня, – сказал я, едва мы пристроили «Форд» на автостоянку по документам покойного Иванова и за его же деньги. – Соседская дача большая, вам двоим никак не справиться. Я провезу вас за ворота, но вы должны разрешить мне пойти с вами третьим. Уж поверьте, я не буду балластом. В университете я занимался в секции бокса, мне чуть разряд не дали, а позже у меня в центральном офисе был свой тренажерный зал. Не буду врать, что сейчас я в тогдашней форме, но все-таки… А еще я, как выяснилось, метко стреляю. Разве такой человек вам помешает?
Лаптев слушал меня с вежливым интересом и даже вознамерился что-то ответить, но сперва ему пришлось отвечать на телефонный звонок: его мобильник заиграл мелодию из «Битлз».
– Да, – сказал он. – Да, Лаптев… А, здравствуйте, Лев Абрамович! Что слу… Ага, теперь еще раз то же самое, но помедленней… Та-ак… Та-ак… Ага… Ну прежде всего, не дергаться. Это еще не конец света… Они, в театре, тоже живые люди, с ними можно разговаривать… Да, мы что-нибудь придумаем, в конце концов у нас есть Василий Павлович в запасе – наше орудие главного калибра… Нет, Лев Абрамович, конечно, про нее я тоже не забыл… Не волнуйтесь… Да, я верю, что эта ваша Таисия – не просто ужас, а ужас-ужас-ужас… Да… Аккуратно, но сильно, как завещал Железный Феликс… Да, готовьтесь к эфиру в прежнем режиме. Будем созваниваться… Нет, но если вам от этого спокойнее, можете укрепить обе двери в студию… Цепи, к примеру, на дверные ручки намотайте… Всего доброго!
Поговорив, Лаптев сунул телефон обратно в карман.
– Не понос, так золотуха, – сердито пробормотал он. – Эти тонкие ранимые творческие интеллигенты меня когда-нибудь в гроб вгонят. Уж мы их душили-душили, но, видно, недодушили.
– Что-то случилось? – встревожился я.
За время моего знакомства с Лаптевым его лицо впервые выглядело таким мрачным. Даже когда мы тащили свежий труп к багажнику, Максим был профессионально спокоен. Чего, кстати, не скажешь обо мне: бывшего олигарха Каховского в тот момент беспрерывно тошнило.
– Заморочки в Большом, – с тяжким вздохом ответил Лаптев. – Столкнулись два крупных таланта, актерский и режиссерский. В результате спектакль сегодня может накрыться, а с ним – и весь наш хитроумный план. Надо срочно ехать в театр и что-то изобретать на месте. Повезло хоть, что Ирка Ручьева, жена приятеля, там завлитом, она меня сориентирует… А тут еще эту Таисию Тавро надо как-то ухитриться нейтрализовать…
– Тавро, вы говорите? – Я сейчас же вспомнил обложку книги про олигарха Рылеева, которую мне прислали в тюрьму. – Толстая такая? В таких маленьких очечках? У нее еще брат – прокурор?
– Она самая. – Максим досадливо взглянул на часы. – Вы хорошо разбираетесь в литературе… Черт, ну до чего же все невпопад! Ладно, будем выкручиваться: сперва в театр, потом – домой к Тавро, план придумаем по пути. Если действовать в темпе, то успеем, хотя и с трудом… Ох, этих бы капризуль-балерин да к токарному станку, а еще лучше – к прокатному стану…
– Погодите, Макс, – остановил я его. – По-моему, нам нужно разделиться. Театр вы возьмите на себя, а мне оставьте Тавро. Вы не бойтесь, я справлюсь. Тем более, у меня к ней накопились серье-е-зные претензии. Читательские. У вас есть граната?
– Граната? – переспросил Лаптев. В его глазах мелькнула легкая растерянность. – Что-то круто вы взялись. Может, нам лучше… э-э… притормозить пока с трупами? Нейтрализовать – значит вывести из игры, часов на несколько. Чтобы она только в телестудию не попала. Мне тоже, Сергей, ее детективы не больно нравятся, но разносить из-за них человека на клочки… Поверьте, это вкусовщина. Это даже в ФСБ сейчас немодно. Есть же, в конце концов, литературная критика. Или там через ЖЭК ей какую гадость сделать – горячую воду, допустим, отключить. А гранаты стоит поберечь до вечера. Мало ли что…
– Макс, вы меня не так поняли! – Я улыбнулся, вообразив, как лежу в партизанской засаде и жду, когда по дороге пропылит бронированная Таисия Тавро с черными крестами по бокам. – Ей-богу, не стану я ее взрывать. Честно, чтоб мне провалиться! И гранату вам верну. Она мне просто нужна для наглядности.
Лаптев еще немного посомневался, но все-таки выдал мне одну гранату-«лимонку». И трижды объяснил, за что именно я ни в коем случае не должен случайно дернуть. Вместе с гранатой я получил домашний адрес писательницы и сведения о ее распорядке дня. Тут нам пофартило: мадам ТТ сама рассказала Льву Школьнику, что, мол, ближе к вечеру ждет сантехника – чинить какой-то там кран в ванной. И еще злилась, что если он явится прямо перед эфиром, то придется передоговариваться на другой день. Ведь не может же она так просто взять и оставить в квартире постороннего человека? Мало ли каким он окажется? Вдруг тайным маньяком? Вариант, при котором гость может оказаться тайным олигархом, Таисия Тавро вряд ли просчитала. Авось она не будет приглядываться к дяде в кепке.
Максим наметил, где мы вечером встретимся, и протянул мне пару купюр на текущие расходы. Я взял, а куда деваться? Наличных у меня и на сигареты не хватит. Картинка из жизни экс-миллиардера, конечно, еще та. Увидели бы меня сейчас глава Всемирного банка и директор-распорядитель МВФ – разрыдались бы оба в один голос.
– Кстати, – сказал Лаптев напоследок, – от вашего участия в операции я, разумеется, не откажусь. Спасибо, Сергей. Первым предлагать такое мне было совестно, но раз уж вы сами напросились, я не виноват. Ежику ясно, что трое против пяти – это лучше, чем двое против пяти. Да и вам, по-соседски, в их калитку стукнуть – подозрений меньше. Типа здрасьте, у вас соли не найдется? И тут врываемся мы!
Ремонт хуже урагана, а реконструкция страшнее ремонта. Тебе чудится, что вокруг – все знакомое и привычное, и ты прыгаешь блохой туда-сюда. Однако ничего не находишь на прежнем месте. Словно ты в сказке Андерсена, где буря перевесила вывески.
Я оставил свою «девятку» на автостоянке под Театральной площадью и прошел до здания Большого поверху. Снаружи главный театр Всея Руси выглядел точно таким же, как раньше, в старые добрые времена. Но стоило мне проникнуть внутрь со служебного 15-го подъезда (раскрытое удостоверение ФСБ и кирпичная морда – ну-ка, вахтер, останови!), как я мигом заблудился среди свежеотстроенных интерьеров. В поисках литературной части я рысью обежал почти весь главный комплекс, от зеркального фойе до нежно-кремовых буфетов, от полутемного подземного гардероба с бестолковыми старушками до крохотного фанерного муляжа портика Бове – сам портик, если верить табличке, только мешал великой перестройке; за это его разобрали и преподнесли исторической родине мсье Бове в очередную годовщину взятия Бастилии.