Книга Парк Горького - Мартин Круз Смит

— Знаешь, когда я понял, что ты мужик что надо? — признался Кервилл. — Когда ты выстрелил в меня в гостинице. Ты целил мимо, но ненамного. Мог бы и убить. Тогда и тебе и мне было на все наплевать. У нас много общего.

— Теперь-то мне не всё равно, — сказал Аркадий.

* * *

В полночь он подвез Кервилла к «Метрополю». Гигант плохо держался на заплетающихся ногах.

Ирина ждала его. Она ласкала его в постели, словно говоря: «Верь мне, будь со мной, можешь доверить мне свою жизнь».

Уже засыпая, он вспомнил, что рассказал Кервилл, когда Аркадий спросил, охотились ли они с братом когда-нибудь на соболя.

— Нет, не охотились. В штате Мэн и в Канаде водятся лесные куницы, которых там называют соболем, но они большая редкость. Чтобы добыть их, буравят дыры в стволе. Если охотник законченный негодяй, он бурит в стволе отверстие глубиной сантиметров двадцать пять. Довольно глубоко. Засовывает в дыру свежее мясо. Затем вбивает под углом два гвоздя, так что их острия почти сходятся ближе к заднему концу отверстия. Куница хорошо лазает по деревьям. Почуяв запах мяса, она по стволу лезет в ловушку. Она может едва просунуть голову между гвоздями, торчащими в сторону мяса. Хватает мясо — она всегда достает до мяса — но в этот момент гвозди вонзаются в нее. Она пытается высвободить голову, но чем сильнее она вырывается, тем глубже впиваются гвозди. В конце концов она истекает кровью или отрывается голова. Теперь их осталось мало. Ловушки сделали свое дело.

16

В четыре утра Аркадий позвонил в Усть-Кут.

— Якутский слушает.

— Говорит старший следователь Ренко из Москвы.

— О! Наконец-то позвонили в подходящее время, — отозвался Якутский.

В окне темно. Аркадий закрыл глаза.

— Чем питаются соболя? — спросил он.

— И ради этого вы мне звоните? Неужели не нашлось энциклопедии?

— На одежде Бородина обнаружены следы куриной и рыбьей крови. Он каждый день покупал кур и рыбу.

— Соболя и норки едят кур и рыбу. По-моему, люди тоже.

— Не каждый день, — отпарировал Аркадий. — Случались ли в ваших краях похищения соболей?

— Нет, ни разу.

— Какие-нибудь необычные происшествия в зверосовхозах?

— Ничего из ряда вон выходящего. В ноябре на ферме в Баргузине был пожар, погибло пять или шесть соболей. За остальных, однако, полностью отчитались.

— Сильно ли они обгорели?

— Я же говорю, насмерть. Вообще-то ощутимый убыток, потому что баргузинские соболя самые ценные. Проводились расследования, но халатность не подтвердилась.

— Проводилось ли вскрытие животных, чтобы убедиться, что это действительно были баргузинские соболя и что они действительно погибли от огня и чтобы точно определить время гибели?

— Товарищ Ренко, до такого могли додуматься только в Москве!

Положив трубку, Аркадий тихо оделся и вышел из дому. Дойдя до Таганской площади, позвонил из автомата. Мишин домашний телефон так и не отвечал. Он позвонил и разбудил Лебедя и Андреева, затем вернулся домой. Прислонившись к стене, он смотрел на Ирину.

Пойти к генеральному прокурору и заявить, что прокурор Москвы — убийца? За два дня до Первого мая! Не имея никаких доказательств? Скажут, что пьян или рехнулся, и задержат до прибытия Ямского. Пойти в КГБ? Осборн — осведомитель КГБ. К тому же благодаря Кервиллу у него на руках кровь сотрудника КГБ.

Утренняя заря незаметно подкралась к Ирине. Бледное лицо на голубоватой подушке. Но он ощущал легкую теплоту, исходящую от ее спящей фигуры. Он смотрел, словно хотел навсегда запечатлеть в памяти ее образ. Лоб закрывали волосы, позолоченные восходящим солнцем.

Мир был пылинкой, беспорядочно взлетающей от дыхания девушки. Мир был трусливым существом, замышляющим убить ее. Он мог спасти ей жизнь. Да, он потеряет Ирину, зато спасет ей жизнь.

* * *

Когда она проснулась, он сварил кофе и положил ее одежду в ногах кровати.

— В чем дело? — спросила Ирина. — Мне казалось, ты доволен, что я здесь.

— Расскажи мне об Осборне.

— Все уже позади, Аркаша, — она, неодетая, села в постели. — Даже если я поверила тому, что ты сказал об Осборне, вдруг я ошибаюсь? Если Валерия жива и в безопасности, я выдам человека, который ей помог. Если же ее нет в живых, то ничего не изменишь.

— Пошли, — Аркадий швырнул ей одежду. — Уж слишком легко ты рассуждаешь о смерти. Я покажу тебе мертвых.

* * *

По дороге в лабораторию Ирина то и дело оглядывалась на него. Аркадий чувствовал, что она хочет найти объяснение его внезапному превращению в следователи.

Аркадий вместе с ней зашел в лабораторию судебной экспертизы, где забрал у полковника Людина опечатанную сумку с вещественными доказательствами и еще одну пустую. Людин восхищенно поглядывал на Ирину — умелые руки и новая косынка мгновенно превратили афганскую куртку в эффектную одежку.

В машине она, отвернувшись, глядела в окно, показывая недовольство бесцеремонностью Аркадия. Обычная размолвка влюбленных, говорила она своим поведением. В машине появился странный запах. Она поглядывала на стоящую рядом с ней громоздкую опечатанную сумку с вещественными доказательствами. Запах был очень слабый, почти неощутимый, но привкус его оставался во рту. Когда они подъехали к реке, она открыла окно, чтобы проветрить машину.

В Институте этнологии Аркадий провел Ирину в студию Андреева. Испытывая облегчение, что наконец-то покинула машину, она ходила от стенда к стенду, с любопытством разглядывая головы Тамерлана и Ивана Грозного. Аркадий тем временем разыскивал антрополога. Но Андреев исчез, хотя твердо обещал, что будет на месте.

Стоя в другом конце комнаты, Аркадий наблюдал за Ириной.

— И ради этого ты меня сюда привел? — она постучала пальцем по стенду с головой Ивана Грозного.

— Нет. Я надеялся увидеть профессора Андреева. К сожалению, его, кажется, нет. Прекрасный человек, ты наверняка о нем слышала.

— Нет, не слыхала.

— О его трудах говорится в лекциях на юридическом, — сказал Аркадий. — Должна была запомнить.

Ирина пожала плечами и направилась к экспонатам из области антропологии, пробегая глазами по лицам, глядящим стеклянными глазами из-под тяжелых надбровий. Она подошла поближе. Работа Андреева была волшебством. Аркадий видел, с каким восхищением Ирина разглядывает смешные ужимки одного обезьяньего лица и свирепый оскал другого. У края стола находился гончарный круг и высокий табурет. Закрепленный проволочной подставкой, на круге стоял череп неандертальца, наполовину покрытый лентами розового пластилина.

— Теперь вижу, — она тронула открытую часть черепа. — Андреев их реконструирует… — она на полуслове отдернула руку.