Книга Призрак былой любви - Джудит Леннокс

— Но это еще не все, как я понимаю?

Тактичного способа не было.

— Она обвинила Тильду в том, что та убила его.

Беспокойное метание мгновенно прекратилось.

— Господи помилуй! — Патрик подошел к окну и, стоя ко мне спиной, уперся ладонями в подоконник.

— Вот зараза, — тихо произнес он. — Чтоб ей пусто было.

И меня опять насторожило, что его реакцией был гнев, а не изумление. Но я приблизилась к нему, своей ладонью накрыла его руку. Он повернулся ко мне и сказал:

— Пьяная, наверно, была. За нее говорил алкоголь. Слава богу, что к телефону подошла ты, а не Тильда.

— В следующий раз может подойти Тильда, — резонно заметила я.

Он посмотрел на меня.

— Да, конечно, она может позвонить еще раз.

— Патрик, ты хорошо знаешь Кейтлин Канаван?

Он мотнул головой.

— Да вообще не знаю. Просто веду ее финансовые дела, когда отец за границей.

— Финансовые дела?

— Мы помогаем ей немного. Кейтлин три раза была замужем, все три раза недолго. Она привыкла жить на широкую ногу, соответственно у нее куча долгов.

— Так вы посылаете ей деньги?

— Периодически, начиная с шестидесятых. — Увидев выражение моего лица, он прищурился. — В этом нет ничего дурного, уверяю тебя. Кейтлин — член нашей семьи. Правда, она истеричка и не заслуживает доверия. Что ни слово, то ложь. Переехав в Дублин, она попросила у Тильды заем на покупку дома. Тильда дала ей деньги — с концами, разумеется, — а Кейтлин, вернувшись через несколько лет, снова потребовала денег. Мой отец — Джош, — видя, что Тильда расстраивается из-за Кейтлин, взял на себя заботы, связанные с ее содержанием. Но отец часто бывает в разъездах, и в итоге он попросил меня улаживать финансовые вопросы. Господи, да я просто оплачиваю все ее расходы.

Меня его речь не убедила. Кейтлин Канаван была связана кровными узами с Тильдой Франклин по линии Эдварда де Пейвли — отца Тильды и деда Кейтлин. Не ахти какое родство, чтобы Тильда чувствовала себя обязанной оказывать ей материальную поддержку. Даже если Тильда заботилась о Кейтлин после смерти ее родителей, все равно финансовые обязательства, о которых говорил Патрик, были несоразмерно велики.

Мне пришлось отвернуться от Патрика, ибо я боялась, что мое лицо выдаст мои сомнения.

— Пожалуй, придется поговорить с Тильдой, — услышала я голос Патрика. — Но у меня сейчас на работе дел по горло, и с Джен нужно кое-что утрясти, даже не знаю, как выкроить время…

Я вспомнила Дженнифер Франклин, которую видела мельком: гладкие темные волосы, бархатная кожа цвета магнолии. Я подошла к Патрику, обняла его.

— Если хочешь, я сама скажу Тильде. Про найденные останки.

— Да, про остальное лучше не говорить. — Он тоже обнял меня, губами потерся о мою макушку. — В конце концов, Кейтлин далеко. Может, подумает и остынет.

Я сообразила, что не сообщила ему про то, что Кейтлин Канаван в Лондоне. Собралась было сказать, но передумала. «Возможно, Патрик прав, — решила я. — Может быть, Кейтлин была пьяна. Или она вообще сумасшедшая. Есть только один способ это выяснить. Я сама должна с ней встретиться».

А Патрик был рядом. Его ладони с моей спины переместились на ягодицы, он ласкал меня. И я забыла про Кейтлин, про Тильду, про Дару.

— Останься на ночь, — прошептала я.

— Извини. — Он поцеловал меня. — Не могу. Надо поработать, — и отстранился от меня.

Вскоре он ушел, а я выдвинула ящики письменного стола и принялась листать ежедневники. Имя Кейтлин часто встречалось с лета 1947-го до середины 1949-го. После мая 1949-го в ежедневниках Тильды ее имя не значилось. А в мае 1949 года Кейтлин было — подсчитала я на клочке бумаги — пятнадцать с половиной лет. «Эта святая — ангел — вышвырнула на улицу пятнадцатилетнего ребенка, у которого не было ни друзей, ни гроша за душой». Я вновь стала просматривать ежедневник за 1947 год. Имя Макса, как я и заметила раньше, появлялось с апреля, но очень редко. Тильда дала понять, что ее брак с Максом распался из-за того, что в Максе за то время, что он работал военным корреспондентом, усилилась природная склонность избегать тесного человеческого общения. Он находился в британских войсках, когда освобождали концлагерь Берген-Бельзен, и увиденное оставило глубокие шрамы в его душе.

Теперь я сомневалась в том, что Тильда рассказала мне все без утайки. Может, она подредактировала правду, так же как в случае с немецким парашютистом в Голландии? В апреле 1947-го Макс ушел от Тильды, а Дара исчез. Или Дару убили. «Слишком много совпадений, Ребекка, — мрачно сказала я себе. — Слишком много совпадений».

Завернувшись в одеяло, я сидела на кровати и просматривала ежедневники. На этот раз внимательно прочитывая каждую запись. Повторяющиеся действия, незначительные скучные слова начали усыплять меня. Полностью одетая, я задремала и вдруг сквозь сон услышала шаги на дорожке возле дома. Безмолвие нарушил тихий хруст гравия, словно шорох, но у меня от страха чуть сердце не выпрыгнуло из груди, а ежедневник выскользнул из рук. Я не помнила, закрыла ли я дверь черного хода.

Как всегда, когда нужно, орудия с тупым концом под рукой не оказалось, поэтому я взяла толстую библиотечную книгу о Болотном крае и на цыпочках прошла на кухню. Дверь была заперта, но свет горел. Во дворе и на дорожке никого не было. Я сказала себе, что это, наверно, была кошка, которая вышла на охоту, но в ту ночь мне плохо спалось.

В понедельник я сообщила Тильде про неопознанный труп в дамбе и про телефонный звонок Кейтлин Канаван.

Про обвинения, выдвинутые Кейтлин, я, разумеется, умолчала. Сказала только, что Кейтлин считает, что это останки ее отца. Тильда выслушала меня с непроницаемым лицом, потом встала и подошла к окну. Дождь посеребрил кусты роз и жимолости в ее саду. В сырую погоду Тильду всегда мучил ревматизм, поэтому двигалась она с трудом.

— Я никогда не верила, что Дара сбежал, — сказала она. — Он не бросил бы дочь.

Лишь медленно выдохнув, я сообразила, что до этой минуты сидела затаив дыхание.

— Расскажите, что произошло, Тильда, — попросила я. — Как все было на самом деле.

Она повернулась ко мне — брови вздернуты, надменность в чертах.

— Разве это не твоя задача, Ребекка? Доискиваться до истины? — Она села. Веки приспущены, голос тихий. — Людям пришлось начинать все заново. Засевать поля, чтобы не пропал урожай. Отмывать от ила и глины дома, устранять последствия наводнения. Но не все можно исправить…

На чернильном небе сияла полная луна и мерцали звезды. Порывистый ветер раскачивал их отражения в паводковой воде на полях, местами еще затопленных. У заборов и в канавах скопился мусор: утонувший кролик, пожелтевшая молодая капуста, серая тряпичная кукла. От них исходило зловоние. Дара, подняв воротник пальто, шел по краю поля. В такие ночи он ненавидел Болотный край. Ему вспоминались зеленые холмы, море, плещущее у каменистого берега, пьяняще холодный терпкий соленый воздух, от которого кружилась голова. Он достал из кармана фляжку, окоченевшими пальцами отвинтил крышку и глотнул виски. Стоя в залепленных грязью сапогах, ясно сознавая, что за спиной и впереди крах, разорение, он испытывал желание бежать, спрятаться от всех, начать все сначала.