Книга Византия. Христианская империя. Жизнь после смерти - Игорь Павлович Петровский

class="p1">Созерцание этого света, согласно учению Григория Паламы, есть свидетельство соединения с Богом. Ведь раз Христос соединил в Себе божественное с человеческим, то тем самым Он проложил дорогу всем людям, открыл им эту возможность. Палама не был абсолютным новатором в этом вопросе. Он следовал той традиции, которую разрабатывали еще Максим Исповедник и Симеон Новый Богослов.

Теозис – это, в общем-то, суть византийского богословского учения. В византийском богословии много сути, но это такая центрирующая точка для него. Обычно говорят, что есть такой принцип, который называется tantum – quantum, это латинские слова, или «насколько – настолько», если говорить по-русски. А если прилагать это к теме теозиса, то эта формула звучит так: «Насколько Бог воплотился, настолько человек должен обожиться».

Дмитрий Бирюков, доктор философских наук

В ходе дискуссии между Варлаамом и Григорием стало ясно, что речь идет не просто о конкретной практике. Вопрос был гораздо серьезнее. В чем смысл жизни христианина? Можно ли добиться встречи с Богом не после смерти, а здесь, на земле? И если для Варлаама ответ на этот вопрос был однозначно отрицательным – встреча с Богом возможна только после смерти, – то Григорий Палама отвечал: «Встретить Бога в земной жизни не только можно, но и нужно».

И вот эта интуиция теозиса предполагает, что и христианин, соединяясь с Богом, начинает обладать не только человеческими, но и божественными свойствами. На этом построено православное понимание святости и чудотворения, поскольку чудотворение – это божественное свойство, это как бы некоторое преодоление естественных законов сотворенного мира.

Дмитрий Бирюков, доктор философских наук

Григорий Палама в своих «Триадах» в защиту исихастов показывает, что в этой жизни можно обрести обожение лишь души, включая все уровни, – и ум, и эмоции, – и некоторые избранные святые достигали такого состояния и даже укоренялись в нем.

Дмитрий Макаров, доктор философских наук, профессор

Первый публичный диспут между Варлаамом и Григорием прошел в Святой Софии в 1341 году. В этом же году здесь на поместном Константинопольском Соборе учение Григория Паламы о божественных энергиях, нетварном фаворском свете и теозисе, то есть обожении человека, было признано православным. Однако нужно понимать, что эти сложные догматические вопросы XIV века не были новаторством. Это был древний опыт Церкви, который пока еще не имел богословского осмысления. Но в святоотеческом наследии египетских, палестинских, византийских монахов мы можем встретить примеры созерцания фаворского света, примеры теозиса. За тысячу лет до этого спора Григория и Варлаама святитель Афанасий Великий уже сказал: «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом по благодати». И вот теперь настало время этот опыт выразить на языке догматики. И еще очень важно понимать, что православное богословие не только очень практично по своему характеру, оно еще очень антропоцентрично. Точные богословские формулировки ему нужны не столько для того, чтобы сказать нечто точное о Боге – что мы вообще можем сказать о Боге точного? Точные богословские формулировки нужны, чтобы не лишить человека того дара, той возможности, что дает ему Бог. И вот теозис, обожение – это и есть такая возможность, возможность еще здесь, на земном пути, встретить Бога, увидеть Его свет и самому стать этим светом. Наверное, поэтому на иконах, фресках и мозаиках палеологовской эпохи так сияют нимбы и лики. Однако очень важный вопрос: почему все эти споры возникли именно в XIV веке?

В это время в христианской культуре и на Западе, и на Востоке во главу угла встал вопрос о человеке. Где границы человеческих возможностей? Что является смыслом человеческого бытия? Европейская схоластика видела силу человека в его разуме, считала разум главным даром Бога человеку. Именно с его помощью западные богословы считали возможным приблизиться к Богу. Исихасты же отвечали: разум – не главное. Главное – та возможность, которую дал человечеству Христос, соединение с Богом, и для этого нужен не только разум, но в первую очередь вера и молитва. Этот вопрос оказался для византийцев важнее, нежели все политические интересы.

Они уже знали, что здесь все погибло. Надо спасти не это. Надо спасти свою душу. Здесь уже ничего не спасешь – здесь все, понимаете? И у многих из них было именно это сознание, сознание этого глубокого кризиса, сознание неизбывности катастрофы, и поэтому они пытались найти спасение. Может быть, спасение придет оттуда – и, может быть, потом оно даст им силы на что-то иное?

Сергей Карпов, академик РАН, президент исторического факультета

Византийское общество было религиозно центрированным. Оно было устроено так, что фактически все глобальные богословские споры вызывали в нем внутренний политический кризис. Это так и для споров о Троице в эпоху каппадокийцев, и для христологических споров середины и второй половины I тысячелетия, и для иконоборческих споров второй половины I тысячелетия, и, как оказалось, для паламитских споров.

Дмитрий Бирюков, доктор философских наук

Император Андроник III умер в 1341 году. Его наследник был еще ребенком, поэтому перед смертью император назначил регентом при нем своего друга и сподвижника Иоанна Кантакузина. Однако мать императора, Анна Савойская, попыталась сама захватить власть и править от лица сына. Григорий Палама и патриарх Константинопольский Иоанн XIV оказались в разных политических партиях. Последовала междоусобица и целая череда Соборов, на которых Паламу то осуждали, то оправдывали. Только спустя десять лет после победы Иоанна Кантакузина, в 1351 году, учение Паламы было окончательно утверждено как православное. Но эта победа дорого стоила Византии. Нуждаясь в армии для междоусобной войны, Иоанн Кантакузин обратился за помощью к набиравшему силу соседу, османскому бейлику, правителем которого был тогда Архан-Гази. Византийский император сам помог туркам-османам преодолеть последнюю спасительную преграду, отделяющую Византию от исламского мира – переправиться через проливы из Малой Азии в Европу.

И этот союз привел к тому, что турки перешли на другой берег Балкан через проливы и начали очень быстро, быстро, быстро теснить византийцев везде, где было возможно. Главный удар был нанесен даже не в XIII, а в середине XIV века. Когда мы говорим, что Византия была обречена – она была обречена с середины XIV века.

Сергей Карпов, академик РАН, президент исторического факультета

Желая удержать власть любой ценой, Кантакузин в итоге оказался в ловушке, и Византийская империя стала игрушкой в руках могущественных соседей: набиравшего силу Османского государства, Сербского королевства и богатых итальянских республик, которые продолжали свою борьбу за контроль над международной торговлей.

Есть наглядное свидетельство