Книга Дом для Пенси - Анна Лерой

высыпать на себя, чтобы наконец внутри ее головушки перестало кипеть так, что путаются мысли?

— Я удивлялся. Ты слишком хорошо держалась, — руинник фыркает и подает ей руку.

— И мне действительно уже… сто лет? — заканчивает она шепотом.

— Скорее всего, чуточку больше, — неуклюже пытается соврать Фалетанотис.

— Ага, — Пенси кивает и бормочет себе под нос: — Я в порядке. Я в полном порядке.

Камни оказываются на своем месте: у нее за пазухой. Постепенно начинает сохнуть одежда. Раз уж так вышло, она объявляет привал. После истерики с нырянием в снег просыпается звериный аппетит. Пока она барахталась в снегу, Фалетанотис успел высушить немного веток жар-камнями и поставить котелок на огонь. Горячий настой немного расслабляет сведенные переживаниями мышцы. Пенси расслаблено выдыхает и обнаруживает, что пока внутри нее воцарился относительный покой. Надолго ли — неизвестно, но кто сказал, что настолько странные знания о себе так легко усвоить?

— А вот твоя Кейра, кстати, вовремя развивается. С подпиткой, — Фалетанотис кивает в сторону лежащего у ног Пенси рюкзака: именно туда она сложила весь видерс, что они нашли, — и вовсе всё будет замечательно.

Тропа снова вьется меж деревьев, они продолжают шагать на восток от горной гряды. Ранее подобного еще никто не делал. Зачем? Ведь здесь совершенно невозможно спуститься. Но с руинником всё достижимо: перейти весь Людоедский перевал, пройтись по кромке горы, сойти с нее в совершенно неприспособленном для этого месте и добраться до другого Черного леса. Риск оправдан: так их дорога займет чуть ли не в два раза меньше времени.

— Послушай, в некоторые моменты беременности, — Пенси даже замедляет шаг, чтобы спросить, — хотя я тогда еще не знала, что беременна, — мне становилось очень холодно… Но потом, когда я начала носить видерс, холод пропал.

— Ага. И у людей, и у каренов ребенок живет за счет матери. Пока сома была в достаточном количестве, ты не мерзла. Потом у тебя ее стало недоставать. Ребенок тянул, что мог, пока ты не стала помогать себе видерсом.

— Если бы не было видерса?

— Ты бы не забеременела или не смогла бы выносить, или умерла бы родами, — Фалетанотис тихо добавляет. — Так умерла моя мать.

— Мне жаль.

— Мне тоже. Но пойдем.

И они идут. Путь не мешает Пенси перебирать свою жизнь заново с учетом открывшихся знаний. Интересно, как бы сейчас произошла их встреча с Халисом? Предложил бы он ей то, что в итоге произошло между ними, или нет? Или как было бы с той же Ланалейтис? Они бы быстрее стали доверять друг другу? На каких условиях она смогла бы зайти в город руинников? Может, никто бы из убежавших не покинул своего дома и никто не умер, если бы первой вошла она? Хотя разве Пенси может доказать, что пусть у нее нет дейд и выглядит она обычно, но по крови она — нечеловек?

Мысли мыслями, но бодрым темпом они добираются к спуску вниз. Открывшийся вид стоит долгих скитаний по Черному лесу. Облака вокруг такие низкие и тяжелые, какие могут быть только зимой или в Ледяном краю. Солнце то проглядывает, то исчезает, а тонкие лучи соединяют белесое небо и черно-белый лес в самом низу. Где-то там у горизонта виднеются крошечные города. На востоке возвышается и нависает над Людоедский перевалом остальная громада Мариусских гор.

— Люди никогда еще не спускались здесь, — Пенси смотрит вниз, крепко вцепившись в острые камни и древесные корни пальцами. Резкий порыв ветра дует на нее из пропасти, из-за чего глаза слезятся и невозможно определить, насколько далеко внизу лес.

— Люди еще многое не покорили. Но поэтому они и чудесны. Они никогда не прекращают попыток, — фыркает Фалетанотис. Он как раз не страшится высоты и спокойно высматривает возможную тропу.

— Ты до сих пор восхищаешься ими?

— Вами, — Фалетанотис поправляет ее. — И да. Не всё одобряю. Но восхищаюсь. И тобой тоже.

— Но я… — голос Пенси дрожит. Она еще не свыклась, но уже прекрасно помнит, где началась ее жизнь.

— Узнала о себе новое? — руинник только смеется, глядя на ее сомнения: — Но это не делает тебя человеком меньше. Ничего не изменилось: ни способностей, ни возможностей, ни даже имени, данного родителями, ты не нашла. Ничего, кроме знания своих корней.

— Ты так говоришь, будто всё это путешествие прошло впустую!

— Глупость. Пойми. Для тебя не существует границ. Люди. Карены. Ты протянула руки в разные стороны, — Фалетанотис косит на нее серьезным глазом. — Я вижу, как за протянутые тобой руки крепко схватятся те, кто разделены. Границы сначала размоет, как снег весной. А потом под солнцем они и вовсе исчезнут. Это возможно.

Фалетанотис замолкает, и некоторое время они осматривают округу в тишине. Пенси особо не задумывалась о будущем, что меняет это новое для нее знание. Что и для кого она может сделать, с кем поделиться своей удачей? А вдруг есть такие же, как она? Или такие же, как Кейра и Фалетанотис, которые прячутся и мучаются из-за своих особенностей? Они не карены, но могут жить как люди или, по крайней мере, вместе с людьми. Она ведь в себе не чувствует чего-то выдающегося, так зачем лишать других обычной жизни? К тому же, может быть, она должна постараться, чтобы в будущем Кейра не скрывалась и не прятала дейд, чтобы никто не сделал ей больно из-за ее происхождения. Из-за ее корней или имени…

— О, насчет имени! В воспоминаниях мне показалось, что Пенси — это не имя, а скорее милое словечко. Это правда? — она перепрыгивает со слишком печальной темы и серьезных мыслей.

Они готовятся к спуску, и Пенси пытается удобнее устроиться на спине руинника, обвязывает себя ремнями и распределяет вес поклажи. Участок скалы, который им нужно преодолеть, отвесный и небезопасный для нее. А вот Фалетанотис уже не первый раз сталкивается с такой высотой и спуском.

— Имя, — возражает он. — Если назвали, значит, имя. Но меня тоже называли «пенси», когда я был совсем крохой. Это устоявшееся сокращение от «ар ха пенаселаре», что значит «единственное важное для меня сокровище».

— Значит, сокровище, — повторяет за ним Пенси.

— Угу, — кивает Фалетанотис. — И я согласен. То, что ты не дрыгаешь ногами, не хватаешь меня за дейд и не