Книга Блеск и нищета шпионажа - Михаил Петрович Любимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наша перестройка и конец «холодной войны» всерьез напугали многих создателей триллеров и шпионских романов. Казалось, что умирает традиция Бонда, исчезает злобный и хитрый враг в лице тоталитаризма. О чем писать? Разве можно представить шпионский триллер без врага? Морковный кофе, и только!
Джон Ле Карре это тоже почувствовал, его романы «Тайный пилигрим» и «Ночной администратор» отошли от проблем «холодной войны», последний вторгся в не менее актуальную область: торговля оружием. Там Ле Карре беспощадно расправился не только с самими торговцами, но и с продажными политиками в третьих странах и в самой Англии. Многие сочли роман слишком «левым», хотя Ле Карре, ненавидя коммунизм, всегда поднимал голос в защиту бедных, голодных, обманутых и всегда издевался над сильными мира сего, влюбленными в золотого тельца и во власть, «отвратительную, как руки брадобрея». Да простят меня наши постмодернисты, но, по-моему, любой настоящий писатель всегда должен бороться со Злом и защищать Добро. Это полностью относится и к писателям, испившим из чаши разведки.
В Англии занятие писателей шпионажем издревле считалось делом почетным, говорят, даже сам Уильям Шекспир не брезговал древнейшей профессией, не говоря уже о Кристофере Марло. Весьма преуспел на этой ниве создатель «Робинзона Крузо» Даниэль Дефо, он вербовал агентов по всей Англии для освещения тайной деятельности антикоролевских сил, связанных с Францией.
В прошлом веке новую страницу в шпионской литературе открыл англичанин польского происхождения Джозеф Конрад в своем романе «Конфиденциальный агент», затем мощно развил трагикомическую суть шпионажа Сомерсет Моэм в своих «Рассказах о секретной службе» и в книге «Эшенден, или Британский агент». У писателя для этого был великолепный материал: он сам работал на британскую разведку и после Февральской революции был направлен в Петроград для предотвращения большевистской революции и удержания России в орбите Антанты.
В тридцатые годы широкую популярность приобрел сатирический роман о британской разведке с характерным названием «Вода в мозгу», написанный бывшим сотрудником военно-морской разведки, крупным писателем Комптоном Маккензи.
Грэм Грин во время Второй мировой тоже работал в разведке (между прочим, до последних дней дружил с Кимом Филби и наведывался к нему в Москву), темы шпионажа разбросаны по многим его романам, особенно ярко написан «Наш человек в Гаване» — блестящая сатира на разведку.
Возможно, Ян Флеминг и был превосходным сотрудником военно-морской разведки, но его Джеймс Бонд своим ширпотребовским имиджем, на мой взгляд, только подорвал традицию большой литературы в изображении шпионажа. Триллеры Флеминга — это типичные творения соцреалиста с точностью до наоборот, сам Бонд — это кавалер Золотой Звезды из одноименного романа Семена Бабаевского, перенесенный на западную почву и оснащенный такими неотъемлемыми качествами массовой культуры, как умение прикончить своих врагов, выпить несколько «драй мартини» и предаться восхитительному сексу с нежными блондинками.
Ле Карре явился как продолжатель традиции Моэма и Грина, его книги противопоказаны любителям бессмысленного чтива о шпионах, которым завалены прилавки во всех странах…
Наконец мы встретились: меня пригласил в Лондон английский приятель, сосед Ле Карре по холмистому Хемстеду, он нас и свел, пригласив на ланч в знаменитый Симпсон на Стрэнде, где с утра до ночи джентльмены жуют недожаренные бифштексы с кровью.
Сначала мы заехали на такси домой к Ле Карре, там были встречены очень вежливой и элегантной женой, угостившей нас превосходным французским шампанским (кажется, Мумм). Там мы впервые и пожали друг другу руки (о исторический момент!), естественно, в голове Ле Карре я уже занял свою нишу — ведь не каждый же день ему присылают пьесы спятившие от графомании полковники КГБ!
На такси доехали до Симпсона, Ле Карре сунул таксисту крупные чаевые — маленькая деталь, подсмотренная моим шпионским глазом. Последний разглядел и явно положительный образ маститого автора: высокий седой англичанин, очень деликатный и предупредительный, в меру остроумный, довольно сдержанный, даже скрытный (наверное, я ожидал, что он раскроет имена всех завербованных им агентов), умный и наблюдательный, как черт. Разбил не одно дамское сердце, подумал я, красавец, от таких прекрасный пол балдеет.
Я сразу почувствовал его явную неохоту говорить о своем прошлом в разведке — с того времени он уже прошел большой путь писателя.
Да и мало ли кто где работал до того, как стать знаменитостью! Ну кто спросил бы у Горького, как ему работалось босяком и бродягой? Или о служебных заботах у губернатора Салтыкова-Щедрина?
Правда, Ле Карре вспомнил, как в свое время в Вене он с коллегой-разведчиком зашел в пивнушку, дабы слиться с толпой и поиграть в бильярд. Все было бы хорошо, если бы у приятеля из плаща не выпал огромный кольт. Деликатные австрийцы, поняв, с кем имеют дело, быстренько покинули пивную.
Обед прошел мило и легко, Ле Карре расспрашивал меня о вечных загадках России, пили дорогое шабли, через два часа мы забросили его на такси к литературному агенту.
Наутро во время променада с собакой по Хемстед-Хиту он бросил в почтовый ящик экземпляр «Ночного администратора» с автографом, мы еще почивали, полагаю, что он совершил этот замечательный акт часов в шесть утра.
Вскоре он прибыл в Москву собирать фактуру для своего очередного романа «Наша игра», остановился в «Савое» вместе с сыном-студентом, там я его и разыскал, предложив пообедать в Доме литераторов, еще доступном для писателей.
Тогда там еще не было швейцаров в мантиях с норковыми воротниками, официантов и охраны в бордовых пиджаках, и не шпарил тапер, и не разжигал камин специально обученный этому человек.
В киоске рядом со входом я по старой дурной привычке купил и запрятал в карман бутылку (скотч «Тичерс», отнюдь ье подделка, между прочим, тогда он стоил 6 долларов. О, как изменились времена!).
Ели неплохо, но скромно, Ле Карре охотно воспринял бутылку, принесенную в ресторан в кармане, словно мы с ним уже не раз по-совковому выжирали на троих в подъезде.
Он делился своими наблюдениями: наш варварский капитализм привел его в ужас, потом он написал, побывав во многих злачных и не злачных местах: «Москва оказалась подороже Нью-Йорка. Гостиница обошлась 600 долларов за ночь. Пара порций скотча в баре стоила официальную месячную зарплату московского врача (тогда еще платили! — М. Л.). Мы попивали виски,