Книга Шестьдесят килограммов солнечного света - Халлгримур Хельгасон

берсерк, могучий, как тролль, и редкозубый; он положил на землю камень: огромный, широкий, на удивление светлого, желтоватого оттенка. За его спиной стояли несколько рядовых матросов, и все совершенно не по-исландски улыбались до ушей. Форма камня тотчас напомнила Хавстейнну надутого палтуса, но его можно было сравнить и с увеличенным мебельным гвоздиком. Он был отшлифован волнами, как морская галька, но не был похож на нее, потому что был идеальной продолговатой формы. А поверхность у него как из сновидения, так что Хавстейнну пришли на ум слова «драгоценность», «смарагд», «победный камень».

– Ах, как стурарташно!

– «Мы вручаем Вам этот красивый камень в знак уважения и благодарности за то благоволение, которое Вы, в силу своего положения, как ленсманн [94] этого красивого фьорда, проявили к нам – издалека прибывшим родичам, нередко нуждающимся, порой просящим убежища, но всегда приходящим с добром. И пусть этот замечательный камень станет хотя бы символическим краеугольным камнем того нового поселения, которое поднимается здесь сейчас! Да здравствует наш друг Морекамень [95]! Да здравствует магнетический Сегюльфьорд!»

Герр Эрвик, капитан, прочел этот текст с листа по-норвежски, торжественно и восторженно, после чего в честь ленсманна прокричали четырехкратное «ура». Затем хреппоправитель Хавстейнн пригласил экипаж в гостиную и потребовал себе все стаканы и чашки в доме, потому что сейчас на берег выгрузились все славные бутылки. И в этой связи послал своей Мильде взгляд, говоривший: «Вот сейчас ты сама увидишь, как мне приходится высиживать на кораблях по несколько раз в неделю, чокаться с этими неутомимыми любителями повеселиться и выслушивать их бесконечные рассказы, чаще всего непонятные». Но здесь в экипаже был один рассказчик исландского происхождения, который разговаривал по-норвежски так, что супругам было легко понять его – и с каждой рюмкой он болтал все больше. Это был штурман «Браттели», книголюб-весельчак по имени Оскарссон, круглолицый, с прищуренными глазами, с роскошной бородой воротником белого цвета и таким же воротничком на голове, вокруг докрасна просоленной лысины. Поговаривали, что его корни – в Эйрарфьорде, и к тому же он говорил на исландском языке золотого века, как это обычно бывает у уехавших соотечественников, правда, с небольшим акцентом.

– Бог и хреппоправитель в помощь! Ха-ха!

Норвежцы явно отводили своему исландцу почетную роль и предоставляли ему заведовать всеми развлечениями в своем кругу.

Они подняли бокалы с драгоценным сиянием «Лёйтена», и хозяйка Мильда велела своей дочери Хейде вынести гостям весь запас клейн в доме, а Хавстейнну тем временем удалось, после долгих увещеваний, уговорить жену сесть рядом с ним и даже поднять бокалы вместе с гостями. Она согласилась с тем условием, чтоб в ее бокал ничего не наливали, – и это вызвало смех среди мужчин. Когда собравшиеся захмелели и к ним примкнули работники хреппоправителя и Магнус Пустолодочный из Мадамина дома, экипаж пожелал, чтоб славный штурман рассказал супругам историю камня: расставаться с ним без всяких объяснений норвежцам не хотелось. “Hver eneste ting har en historie! Og denne sjöstenen har en veldig god historie!” [96] Однако исландцы сомневались, стоит ли принимать на веру рассказ, который последовал за этим, потому что Оскарссон сейчас был весьма навеселе и, естественно, начал заливать, к тому же историю камня он решил рассказать на языке страны льдов. Но как бы хорошо он ни владел этим старинным наречием, исландцам всегда было трудно всерьез воспринимать тех, кто разговаривает на их языке с иностранным акцентом. Такими малочисленными и к родине привязанными были они в те времена.

Если верить штурману, красивый камень много-много лет использовался на «Браттели» вместо кнехтов, к которым крепился такелаж, и, по его словам, был самым драгоценным сокровищем норвежского китобойного флота.

– Потому что раньше он по меньшей мере семь раз прокатывался вокруг всего земного шарика! И это самое наименьшее! Tenk på det! [97] Ведь к нам в Хёугесунн этот камень прибыл на датском фрегате – старом колониальном фрахтере, прошедшем семь раз семь морей. Ха-ха! И на этой датской палубе этот камень занимал почетное место, это у них был своеобразный lykkesten – счастливый камень! Tenk på det. Он объездил весь свет, впитал в себя солнце на всех морях, от острова Утаите в Тихом океане до острова Мордозагар у восточного побережья Африки!

Оскарссону определенно нравилось произносить географические названия в такой манере, потому что он повторял их дважды для своих земляков, которым, впрочем, казалось, что в них все правильно.

– И вот, как говорят наши исландские земляки, «масло вперёд [98]!» Fortsett med smøret! Ха-ха! А на датскую палубу этот камень попал в индийском портовом городке Тарангабаде, или, как я предпочитаю называть его по-нашему, Тараньку-бате. Этот городок назывался en dansk koloni [99], а на самом деле в нем всего-то было – один флагшток да полпушки. И вот, там наш камень, который теперь у вас станет краеугольным, en hjørnestein i den nye Segelfjord [100], он там стоял возле местного питейного дома, сколько помнят старики, и, очевидно, приобрел свой золотистый оттенок… оттого, что на него ежедневно опорожняли содержимое горшков, как считают некоторые, или, как говорю я, от хорошей порции мочиндии!

Тут штурман принялся смеяться громко и долго: «Ха-ха, мочиндии!» Норвеги тотчас потребовали перевода этой остроты, подыскать который оказалось непросто.

– На самом деле там было две версии, потому что другие говорили, что эта золотистость на поверхности камня происходит от… ну вот, забыл слово – да, от китовой желчи: hval-urin [101]!

Этот камень на самом деле изначально нашли в желудке кита, выловленного в Индийском океане близ острова, который британцы называют остров Морского Льва. Сияющий желудочной золотистостью, он выкатился из этого сказочного мира, словно блюдо с ибисом из лампы Аладдина, и с ним было связано мощное древнее заклятие. И сейчас Оскарссон наклонился вперед и понизил голос, так что сидящие вокруг него навострили уши: Мильда, Хавстейнн, Хейда и другие их дети, Магнус Пустолодочный, работники, капитан, и стюард, и все другие норвежцы, включая беззубого силача, а также дети и матросы, которые все еще стояли в дверях гостиной, потому что сейчас рассказчик вновь перешел на их язык. – На этом славном камне лежит такое заклятие, что там, где он стоит, все процветает, – произнес штурман и так сощурил глаза, что идущие от них морщины углубились, а толстая солено-красная моряцкая кожа между ними выгнулась красивыми складками. – Вы только подумайте: ведь как только датчане забрали камень из своей индийской колонии, они ее потеряли! И, как гласит история, тот датский фрегат затонул совсем рядом с портом в Хёугесунне после того, как