Книга Называй меня Мэри - Андрей Кокотюха

— Вера Павловна…

— Спит.

— Пусть спит. Терпит до утра. Тем более я не знаю, что вообще с этим делать.

— С чем?

— Детская кофточка. Думаю, ты в курсе дела.

— Еще и как!

— Кобзарь, не хочу никого из вас запутать еще больше, чем оно есть. Но оформить вещь даже задним числом, как вы часто практикуете, не выйдет. Не вижу оснований.

— Почему?

— Потому что я запутался сам. Никто же ничего не объясняет толком.

— В чем дело?

— Если не будешь перебивать — попробую растолковать.

Растолковал.

Несколькими предложениями.

Четко и ясно.

После чего Олег Кобзарь понял, каким идиотом был с самого начала.

— Можете переслать ваше заключение мне? Адрес я сброшу.

— А…

— Не надо ничего оформлять пока что. Может, вообще не понадобится.

— Морочите голову на ночь глядя. Давай свою почту, лови.

Через десять минут копия экспертного заключения была в его почтовом ящике.

Олег думал, что не заснет после этого.

Но сам не ожидал, что погрузится в сон так глубоко, как человек, который только что завершил очень важное для себя дело. Наверное, самое важное за всю жизнь.

Утром его разбудила не Вера, которая гремела на кухне чашками, готовя кофе.

Позвонил Пасечник, у которого был его новый номер.

— Доброе…

— Не доброе. Аллы нет.

Голос его не дрожал.

Так должно было случиться рано или поздно. Оба знали это.

16

На похороны он приехал.

Отбыл поминки. Почти не пил, потому что имел планы на ближайшее время. Только слушал разговоры других о смерти Аллы Пасечник. Точнее, гибели, глупой, бессмысленной, как все случайное. Женщине и правда стало легче, болезнь понемногу отступала. Игорь не верил в чудеса, однако чудо случилось: интенсивное и дорогое лечение дало результаты.

Будто сглазил кто — Аллу сбила машина, когда она переходила улицу возле собственного дома. Правду говорят и пишут каждый день: на дорогах не только в Киеве, а по всей Украине каждый день гибнет больше народу, чем в зоне боевых действий. Эти смерти — настоящее бедствие, будто водители договорились между собой играть в игру, кто больше собьет людей на своем пути.

Или Олегу показалось, или Пасечник плакал, стараясь, чтобы не свойственных ему проявлений горя никто не заметил.

Когда люди разошлись, Кобзарь сперва позвонил Нине Головко, а потом съездил к ней домой. Понимал — не вовремя, только десять дней, как похоронили Артема. Но дальше оттягивать не мог, так что просидел у нее несколько часов, говорил осторожно, медленно подводил к нужной теме. Когда услышал то, что хотел, ушел не сразу, побыл немного, чтобы вдова не думала: приперся, чтобы использовать ее в своих целях.

Хотя это правда.

Олегу было стыдно.

Но без разговора с ней он не мог закрыть последний пробел в этом странном, как оказалось, деле.

Потом медленно потянулись дни. Кобзарь сидел дома, разве что выходил из берлоги на прогулку или в больницу на перевязку. Март тем временем медленно, но уверенно сдавал позиции приближающемуся апрелю. Вера продолжала жить у него, спала рядом, и этим отношения ограничивались: приходила без задних ног, Олег делал ей мятный чай, и перед сном она рассказывала новости. Их было немало, по понятным причинам о таком почти не писали. Разве что упомянули несколько раз, что сына известного мецената Анатолия Вериги задержали по подозрению в совершении ряда убийств и под залог суд Андрея Веригу не отпускает, какую бы сумму ни предлагали адвокаты.

Между тем у него в доме, не только в оборудованной там студии, а и в других комнатах, нашли доказательства пребывания всех четырех девушек: волосы, отпечатки пальцев — хозяин не позаботился на этот счет. Раз в неделю приходила женщина, которая пылесосила и мыла полы. Но уничтожить следы можно было только с помощью тщательной уборки. Бокалы, ручки кресел, спинки стульев, стены в мастерской… И главное: кровь. Андрей убивал в студии, калечил тела там же, и хотя потом замывал пол, частицы и брызги, не видимые невооруженным глазом, все же остались. Глеб Ярило поработал на месте хорошо, гонял криминалистов в хвост и в гриву, результатом остался более чем доволен.

Все четыре умерли тут.

Признание убийцы — вопрос времени. Вера предполагала, что Андрей Верига начнет бутафорить, притворяться психом, хоть он и правда им был. Это задержит следствие, однако вряд ли усложнит. Кобзарь соглашался, не педалировал дело Марии Запорожец — им уже занимались другие люди, разгрузив Холод, чтобы она имела возможность бросить все силы на своего маньяка.

Тем более что истории частично пересекались краями.

Анатолий Верига, как и предположил Олег, воевал на два фронта, отбиваясь от обвинений в организации торговли людьми. «Ольвию» прикрыли, сотрудники сидели дома на подписке о невыезде и регулярно ходили на допросы. Те «ястребы», кого не задержали, разлетелись и теперь были в розыске. Сергей Тихомиров признался, что убил Артема Головко по приказу Тимура Нагорного. Почему стрелял в Кобзаря — понятия не имел, тоже кивал на своего мертвого шефа. В это Олег верил: Тихомиров не заморачивался подобным. Сказали — сделал.

Он действительно не знал, что происходит.

Знали двое: Тимур Нагорный и тот, чьи приказы выполнял он.

Так что сейчас, когда Кобзарь решил задачку, его даже устраивало, что Вера уже не вспоминала про детскую кофточку и сравнительный анализ ДНК. Больше никто этим не озаботился, и Олег решил дождаться подходящего случая, чтобы поставить точку.

Тем более что сама жизнь уже поставила ее раньше.

Случай представился, когда Игорь Пасечник позвонил и мертвым голосом пригласил к себе.

Девять дней по Алле.

Супруге и женщине, которую его старый друг правда очень любил и ради которой жил.

Не преувеличение.

17

Сидели в большой комнате, приглушили свет.

Медвежонок поставил на стол свечку и фотографию Аллы, очень удачную. На ней женщине было лет сорок, но выглядела она такой, какой Игорь ее встретил. Алла никогда не молодилась, просто будто бы не старела, имела такое удивительное свойство. Сдавать начала, как только заболела, тогда годы вдруг взяли свое, угасала она медленно, но заметно. С тех пор больше не разрешала снимать себя.

— Это последнее фото. — Пасечник словно читал мысли.

— Не говори ничего. — Кобзарь взял стакан, наполовину наполненный виски, встал.