Книга Бульдоги под ковром - Василий Звягинцев

Да бог с ней, с Лариской, подумала Наташа, поправляя в глубоком вырезе шафранового платья приподнятую специальным бюстгальтером загорелую грудь. Надо бы кулончик в тон подобрать. Топазовый, что ли, или для контраста сапфировый? А Лариска перебесится. С ней и раньше всякие забросы бывали, рационально необъяснимые…

Каждый сам выбирал себе интерьер личных апартаментов. Раз уж скорее всего придется провести здесь остаток жизни. И когда Воронцов предложил ей подумать, как оформить свою каюту, она только спросила, каковы граничные условия.

– Разве только размеры парохода…

– Отлично. Но чтобы потом от своих слов не отказывался! А я уж нарисую…

– Рисовать необязательно. Антон о нас позаботился. Вот дисплей, мнемодатчик, садись, воображай. В памяти компьютера все есть, достаточно хоть смутно представить, он сам доформулирует и изобразит во всем блеске компьютерной графики…

Так и получилось. Наташа и сама хорошо помнила рисунки и фотографии интерьеров в стиле русского модерна – особняки Кшесинской, Рябушинского, Франка, а компьютер услужливо подсказывал и еще кое-что из чисто корабельной архитектуры времен «Титаника» и самой «Мавритании», помог гармонично вписать в удачно найденный стиль некоторые остроумные и изящные решения современных западных дизайнеров. Увидев то, что у нее получилось, Воронцов удивленно-одобрительно поцокал языком. Не ожидал, похоже, такого размаха и полета воображения. Ну а кто сказал, что молодая и уважающая себя женщина должна ютиться на пятнадцати квадратных метрах и что ей не нужна двадцатиметровая спальня с альковом, такой же кабинет, втрое больший парадный зал с камином и еще десяток не менее функционально и эстетически необходимых помещений на трех уровнях, которые соединялись бы резными деревянными лестницами, тоже, разумеется, в стиле модерн…

– Ты же ведь, как я понимаю, не собираешься поселяться вместе со мной, – сказала Наташа, – наверняка устроишься в каморке рядом с капитанским мостиком. Вот и будешь приходить… в увольнение, а я тебя принимать, словно в собственном особняке на берегу.

– В проницательности тебе не откажешь. Каморка не каморка, а действительно, капитанская каюта – тот же проходной двор, и лучше, если дверь открывается прямо в ходовую рубку.

– А прочий народ как устроился? – полюбопытствовала Наташа без всякой задней мысли, просто из профессионального интереса.

– А вот тут извини. Наш главный психолог предложил, чтобы каждый имел полное «прайвести» – индивидуальный, от всех изолированный мирок. Настолько, чтобы даже, если угодно, прочие трудящиеся и адреса не знали. Достаточно для общения и иных, группового пользования, помещений. А захочется человеку побыть одному – пожалуйста. Полная гарантия. Тут он прав, не могу не признать. Так что, если в гости кто пригласит, тогда и узнаешь, кто где и как живет.

…Прозрачная, в меру прохладная вода, искрящаяся миллионами солнечных бликов, плескалась в малахитовых стенках бассейна. А за ограждением палубы медленно колыхалось такое же искрящееся, праздничное Средиземное море, уже забывшее про терзавшие его долгих четыре года кили английских, немецких, французских, итальянских крейсеров и эсминцев, взрывы мин, торпед и снарядов, последние крики захлебывающихся водой моряков. Море, забывшее про Великую войну и не подозревающее, что всего через девятнадцать лет начнется (а может, теперь и нет?) война под номером два, и морю придется снова, но в удесятеренных количествах, принимать в себя взрывчатку, металл и людские тела…

Лариса подняла тонкую загорелую руку, с запястья соскользнул к середине предплечья массивный серебряный браслет, ее единственная семейная драгоценность. Щелкнула пальцами, призывно помахала мелькнувшему неподалеку биороботу палубной команды. Через мгновение тот замер рядом, почтительно наклонив голову и не испытывая никакого смущения оттого, что подозвавшая его хозяйка, отнюдь не в традициях пуританского начала века, прикрыта лишь крошечным треугольничком ткани на тонком шнурке. Здоровенный, почти двухметрового роста, с «честным и открытым», как любил писать Жюль Верн, лицом типичного уроженца Новой Англии. Для удобства, кроме соответствующей форменной одежды, Воронцов придал каждой группе роботов и характерную внешность. Палубная команда как раз и состояла из рослых рыжеватых англосаксов. На левой стороне белой голландки – ленточка с номером и именем. Этого звали Стив.

– Вот что, милый, – сказала Наташа, – принеси-ка ты нам сюда по бокалу ледяного шампанского «брют». Или тебе сладкое? – спросила она у Ларисы.

– Пусть будет «брют». Жарко.

– Ну, значит, два «брюта» и сигаретки… «Сент-Моррис»…

Пока Стив исполнял заказ, Наташа успела окунуться в воду и вновь легла рядом в Ларисой в глубокий камышовый шезлонг.

Робот поставил рядом с дамами предусмотрительно принесенный раскладной столик, водрузил на него поднос с бокалами, пачкой сигарет, зажигалкой и пепельницей. Все фирменное, с изображением парохода, замысловатого герба и готической надписью «Валгалла».

Поклонился и замер в ожидании дальнейших распоряжений, пока Наташа не отпустила его движением руки.

– Так о чем мы говорили? – Наташа сделала несколько мелких глотков и зажмурилась от удовольствия. – Ты никак не поймешь простой вещи. Если уж очутилась во сне или в сказке – а я до сих пор не убеждена, что тот сон на самом деле закончился, – так надо и вести себя соответственно. Ты же, дорогая, все время стараешься жить по московским правилам. Кому это нужно?

К крылу переднего мостика подошли Новиков с Шульгиным, тоже о чем-то оживленно беседующие, и хоть до них было метров пятьдесят, Наташа, словно невзначай, прикрыла свою обнаженную, не по фигуре высокую грудь локтем. Альба в свое время приучила, вернее, почти приучила их не стесняться своей наготы, но какие-то внутренние барьеры оставались, девушки так и не научились обходиться без плавок, а при неожиданном появлении мужчин по-прежнему испытывали мгновенную неловкость.

– Не совсем тебя понимаю… – Лариса опять была не по-хорошему серьезна. В прошлые времена это часто было признаком надвигающейся депрессии. И пусть теперь все возможные для нее причины устранены, но кто его знает… Наташа решила просить Новикова серьезно заняться Ларисиным здоровьем. А пока старалась ее веселить и развлекать, раз у Левашова это не получается.

– Что же тут не понять? В реальной жизни, если человеку вдруг предложат мешок денег, он – нормальный человек – начнет раздумывать, колебаться: что да как, а нет ли здесь чего некрасивого? Во сне же – хватай скорее да начинай тратить, пока не проснулась!

Или, между нами говоря, если незнакомый, но красивый парень сразу потянет тебя в кусты или в постель… Наяву ведь кричать начнешь, отбиваться, а во сне – сама знаешь…

Лариса слегка поморщилась, но тема ее явно заинтересовала.

– То есть ты хочешь сказать, что во сне любая мерзость позволена?

– Ну зачем же сразу мерзость? Красивая любовь с красивым мужчиной… Ты разве не замечала, что после самых… впечатляющих снов стыда-то ведь не испытываешь… Скорее наоборот. Значит, там происходит именно то, чего ты на самом деле хочешь, и как раз освобождение от гнета условностей приносит облегчение и радость.