Книга "Танковая дубина" Сталина - Андрей Мелехов

Прежде всего подчеркну, что в автобронетанковые войска попадали не кто попало, а люди, обладавшие определенной подготовкой, например бывшие трактористы и шоферы. По крайней мере, именно так обстояло дело даже после начала войны и катастрофических потерь лета 1941 года. Мало того: в танкисты брали далеко не всех трактористов. Так, осенью 1941 года в автобронетанковые войска не взяли моего деда — Петра Терехова. Он служил, сражался и погиб наводчиком противотанкового орудия. Наверное, сыграла свою роль юношеская двухлетняя «отсидка» за потерянную в 16 лет колхозную лошадь (жаль, не знаю, сколько «впаяли» двум взрослым мужикам, которые вместе с дедом проспали столь ценную конягу). По-видимому, еще большую роль сыграло то, что он являлся сыном «врага народа». Дело в том, что мой прадед — Петр Семенович Терехов — был выборным станичным атаманом, поддерживал Колчака и относился к убежденным противникам Советской власти (как, впрочем, и абсолютное большинство сибирских казаков). За что и поплатился, сгинув без следа в ходе страшного зимнего отступления 1919/20 года: то ли от тифа, то ли от холода, то ли от большевистской пули. Так или иначе, даже осенью 41-го мой дед — тракторист с многолетним опытом — не прошел проверку на благонадежность. Как выразился отец, «побоялись, наверное, что к немцам на танке удерет». Это тем более удивительно в свете еще одной истории из неопубликованных воспоминаний Михаила Петровича. Оказалось, что другой тракторист из села Надежна (бывшая казачья станица, находится под Петропавловском в Северном Казахстане) — Григорий Сахаров — попал в воздушно-десантные войска. Уже во время службы в ВДВ его «таскали» в Особый отдел, допытываясь, почему он не стал танкистом…

Далее: будучи призванными, юные (а также вполне зрелые) танкисты явно не сидели без дела. Тот же историк Анфилов, сетуя на слабую обученность танкистов весеннего призыва, констатирует, что проблема решалась и решалась весьма интенсивно: «Над танкодромами не успевала рассеиваться пыль, непрерывно слышался лязг гусениц танков. На поле строились и перестраивались в боевые порядки танковые части и подразделения. Учения и стрельбы продолжались непрерывно вплоть до начала войны» («Начало Великой Отечественной войны», с. 29). Ему вторит Е. Дриг, приводя в качестве примера 5-ю танковую дивизию 3-го мехкорпуса (того самого, в котором перед войной служил П.А. Ротмистров): «Практическая подготовка частей тоже находилась на должном уровне. Только в сентябре 1940 года с частями было проведено шесть тактико-строевых учений… Проводилась подготовка и на более высоком уровне (корпусном и армейском)» («Механизированные корпуса РККА в бою», с. 30). Думаю, любой служивший в Советской Армии подтвердит: это весьма интенсивный учебный график. А «корпусной» и «армейский» уровень свидетельствует о том, что в указанных учениях принимали участие сотни танков, тысячи автомашин и десятки тысяч военнослужащих. В послевоенной Советской Армии такое происходило максимум раз в год: фактически подобные крупномасштабные учения подводили итог боевой учебе за весь период, а проводились они обычно осенью.

О том, что 3-й мехкорпус не был исключением, свидетельствует и Д.Д. Лелюшенко: «В (21-м) корпусе шла напряженная работа по его организации, непрерывно шли занятия по повышению боеспособности войск. Красноармейцы и младший командный состав частей овладевали новой техникой: учились управлять танком, вести из него огонь, ремонтировать машину в полевых условиях, приближенных к боевым» («Москва — Сталинград — Берлин — Прага», с. 13). Как пишет бывший в ту пору командиром 1-й противотанковой бригады РГК К.С. Москаленко, его созданная в начале мая часть готовилась «в любую погоду», «по 8—10 часов в день, а также по 2–3 ночных занятия в неделю» (там же, с. 18). Итог?.. За каких-то два месяца сформированная «с нуля» из условно «юных» призывников («все как на подбор», «у большей части имелось среднее или незаконченное высшее образование») бригада превратилась в полностью укомплектованное и боеспособное формирование. Артиллеристы Москаленко оказали наступающим немцам достойное сопротивление даже в условиях встречного боя и неподготовленной обороны.

В ходе работы над этой и другими книгами я уже выяснил, что такая же беспрецедентная интенсивность боевой подготовки наблюдалась не только в мехкорпусах и механизированных артиллерийских частях, но и во всех остальных дивизиях, бригадах и полках Красной Армии, ВВС и Военно-морского флота. Подобных свидетельств немало даже в моей скромной домашней библиотеке, но останавливаться на них подробно я сейчас не буду, поскольку планирую поговорить об этом в деталях в другой работе, которая будет посвящена настоящим причинам катастрофы лета 1941 года. Для меня является симптоматичным, что, несмотря на уже знакомую читателям страсть к «сочинительству», про плохую обученность своих подчиненных ничего не писал и П.А. Ротмистров. Как мы помним, у него в 3-м мехкорпусе «всего не хватало»: танков, командного и технического состава, средств связи и т. д. Но вот с боевой подготовкой проблем не наблюдалось: «…проводили полковые и дивизионные учения, направляя все усилия командиров и штабов на поддержание постоянной боевой готовности личного состава корпуса» («Стальная гвардия», с. 48).

Может, плохо готовили командиров — тех самых, которых «не хватало»?.. Послушаем ветерана Боднаря А.В. — одного из немногих кадровых офицеров-танкистов, которым повезло дожить до Победы. Последовав совету дяди-офицера, который еще в 1939 году сказал ему: «Войны не избежать!» (как уже говорилось в книге «22 июня: никакой внезапности не было!», такими «провидцами» оказались миллионы советских граждан), Боднарь поступил в Ульяновское танковое училище. Вот некоторые впечатления от того, как строился двухлетний процесс подготовки командиров взводов танков БТ и Т-26. «Учили очень хорошо. Много было практических занятий. Основной упор делался на вождение танка и стрельбу из танковых огневых средств. На полигоне были как неподвижные, так и движущиеся фанерные мишени… Очень подробно мы изучали материальную часть. Двигатель М-17 (советский вариант авиационного мотора BMW VI. — Прим. авт.) очень сложный, но мы его знали до последнего винтика. Пушку, пулемет — все это разбирали и собирали. Сегодня так не учат…» («Я дрался на Т-34», с. 70). Впрочем, и тогда так не учили: во всяком случае, в армиях других стран. Британский историк Роберт Кершоу, ознакомившись со свидетельством Боднаря, так и пишет: «Обучение (профессиональных офицеров-танкистов в Красной Армии) велось на уровне, совершенно беспрецедентном в Европе» («Tank men», с. 43).

Еще более интересным является сравнение уровня боевой подготовки кадровых механизированных частей и соединений с тем, как эта подготовка проходила уже после начала войны. Вернемся к воспоминаниям А.В. Боднаря: «Осваивать танк КВ, — сообщает он, — пришлось уже в ходе войны. Что значит осваивать? Пришли три танка, которые пригнали в город Ульяновск, на площадь Ленина. Нам дали сесть в тяжелый танк, проехать до памятника Ленину, включить заднюю передачу и вернуться обратно. Сразу вместо «Мишки» садился «Ванька». С этим знанием танка КВ я ушел в 20-ю танковую бригаду на Бородинское поле. Остальное фронт дополнил…» («Я дрался на Т-34», с. 71). Подобное свидетельство об уровне подготовки после начала войны нельзя назвать уникальным. Начнем с того, что радикально — в четыре раза! — был сокращен срок обучения офицеров-танкистов. «С началом войны, — пишет В. Дайнес, — в связи с увеличением потребности в командных кадрах все училища перешли на 6-месячный срок обучения для подготовки командного состава и на 8-месячный — для военных техников по всем профилям подготовки («Бронетанковые войска Красной Армии», с. 168). Правда, увидев, к каким чудовищным потерям привела подобная «подготовка» в 1942 году, в мае 1943 года срок повысили до 12 месяцев. Однако у командования по-прежнему оставалась возможность «выгрести» молодых лейтенантов на фронт уже после 8 месяцев учебы.