Книга Фурии Кальдерона - Джим Батчер

Тепло, а также плавная поступь гарганта окончательно сморили и без того утомленного Тави, и он задремал.

Проснулся он, завернутый в одеяла. С трудом разлепив веки, он сел и огляделся по сторонам.

Он находился в некотором подобии палатки, каркасом которой служили длинные, изогнутые и сходящиеся наверху шесты, поверх которых были натянуты шкуры. Сквозь отверстие в потолке до него доносилось завывание ветра; оттуда же пробивался по-зимнему блеклый дневной свет. Он вытер лицо рукавом и увидел Линялого — тот сидел, скрестив ноги, держа руки на коленях. Лицо его было мрачнее некуда.

— Линялый, — обрадовался Тави. — Ты как?

Раб поднял на Тави отсутствующий взгляд, потом кивнул.

— Беда, — очень серьезно произнес Линялый. — Беда, Тави.

— Я знаю, — сказал Тави. — Ты не беспокойся: мы придумаем, как из этого выбраться.

Линялый кивнул, с надеждой глядя на Тави.

— Ну… не прямо сейчас, — поспешно поправился Тави. — Ты, кстати, тоже мог бы помочь мне придумать что-нибудь.

Взгляд Линялого снова сделался отсутствующим, потом тот нахмурился.

— Мараты едят алеранцев.

Тави кивнул.

— Знаю, знаю. Но если бы они собирались съесть нас, они не дали бы нам ни одеял, ни места, чтобы спать. Верно ведь?

— Может, они любят еду парной, — мрачно возразил Линялый. — И сырой.

Несколько секунд Тави молча смотрел на него. Потом вздохнул.

— Ладно, Линялый, хватит. Помог. Вставай-ка. Может, никто не смотрит и нам удастся сбежать.

Они встали, и Тави как раз собирался приподнять полог палатки, чтобы выглянуть наружу, когда тот откинулся, и в проем хлынул поток по-зимнему неяркого солнечного света. В палатку шагнул стройный юноша-марат в длинной кожаной куртке. Заплетенными в косицу волосами он напоминал Дорогу, но сложение имел намного более хрупкое, да и черты лица точеные, изящные. Глаза его в отличие от карих глаз Дороги словно переливались оттенками янтаря. Завидев их, юноша на мгновение застыл от изумления, и тут же в лицо Тави устремился зазубренный кинжал из какого-то темного камня.

Тави отпрянул назад. Похоже, это спасло ему глаза, но щеку обожгло острой, резкой болью. Тави вскрикнул, а Линялый, всхлипнув от страха, дернул его за рубаху и опрокинул на пол за собой.

Марат удивленно пялился на них, потом спросил что-то на своем гортанном маратском языке — высоким и, как показалось Тави, немного встревоженным голосом.

— Э… Простите, — пробормотал Тави. — Я не понимаю. — Не поднимаясь с пола, он продемонстрировал марату пустые ладони и сделал попытку улыбнуться — скорее всего, как показалось ему, не совсем удачную. — Линялый, сойди с моего рукава.

Юный марат насупился, но нож опустил. Он спросил что-то еще, на этот раз на каком-то другом языке. Взгляд его переместился с Тави на Линялого, и он брезгливо поморщился при виде шрамов у того на лице.

Тави мотнул головой и покосился на Линялого. Тот убрал свой башмак с его рукава и помог ему подняться на ноги, не прекращая с опаской коситься на марата.

Полог палатки снова откинулся, и вошел Дорога. На мгновение он застыл, глядя на окровавленную щеку Тави. Потом повернулся к младшему марату и прорычал что-то тоном, очень хорошо знакомым Тави, — только он слышал его, как правило, от дяди, когда что-то случалось по его вине.

Юнец резко повернулся к Дороге, спрятав нож за спиной. Дорога нахмурился и проворчал что-то, от чего щеки юнца заметно покраснели. Тот огрызнулся в ответ, на что Дорога ответил выразительным взмахом руки, сопровождавшимся словом «нна».

Юнец упрямо вздернул подбородок, буркнул что-то неразборчивое и, обогнув Дорогу, со скоростью перепуганной белки вылетел из палатки.

Дорога поднял руку и задумчиво почесал подбородок. Потом повернулся к ним и смерил их внимательным взглядом своих темных глаз.

— Извиняюсь за поведение моего щенка, Китаи. Меня зовут Дорога. Я вождь клана. Вы алеранцы, и вы у меня в плену. Вы враги маратов, и мы напитаемся вашей силой.

Линялый сдавленно всхлипнул и так стиснул руку Тави, что та онемела.

— Вы хотите сказать, — спросил Тави, помолчав пару секунд, — что собираетесь съесть нас?

— Я бы не хотел, — буркнул Дорога, — но таково повеление вождя Ацурака. — Он помолчал, пристально глядя на Тави. — Если, — добавил он, — это решение не будет оспорено согласно нашим законам, ты отдашь свою силу нашему народу. Ты понял?

Тави не понял. Он мотнул головой. Дорога кивнул.

— Слушай меня, мальчик из долины. Мы, мараты, готовимся напасть на алеранцев, которые живут в связующей долине. Наш закон гласит, что они враги. Никто не оспаривал этого. Поэтому, пока вы враги маратов, вы будете и нашими врагами и мы будем охотиться на вас и питаться вашей силой. — Он пригнулся к нему и медленно, внятно проговорил: — Пока никто не оспорит этого.

Тави медленно зажмурился.

— Погоди-ка, — пробормотал он. — А что, если кто-нибудь скажет, что мы не враги?

Дорога улыбнулся, блеснув зубами.

— Тогда, — сказал он, — нам придется держать Испытание перед Единственным — он ответит, кто прав.

— А если это я скажу, что мы не враги вам?

Дорога кивнул и попятился из палатки.

— Ты понял достаточно. Выходи, мальчик из долины. Выходи на встречу с Единственным.

ГЛАВА 26

Тави оглянулся на Линялого и следом за Дорогой вышел из палатки в показавшийся ему ослепительно ярким первый зимний день. Солнечный свет струился с хрустальных небес на укутавший землю почти безукоризненно чистый снег. Глазам Тави потребовалось несколько долгих секунд, чтобы привыкнуть к свету. Линялый так и цеплялся за его руку.

Они стояли в окружении сотен маратов.

Мужчины-мараты, почти все сложением не уступавшие Дороге, сидели у костров или стояли, сжимая в руках древки копий, каменные ножи или выкованные фуриями алеранские клинки. Как и у Дороги, одежду их составляли, несмотря на холодную погоду, короткие набедренные повязки из кожи. Похоже, никто из них не мерз, хотя некоторые щеголяли сшитыми из шкур плащами — впрочем, скорее для обозначения статуса, чем из желания согреться. Там и здесь шныряли дети в таких же кожаных куртках, как у «щенка» Дороги. И все глазели на алеранских пленников с неподдельным интересом.

К удивлению Тави, женщины-мараты одевались точно так же, как мужчины, выставляя напоказ крепкие ноги, руки, плечи и другие места, которые порядочному алеранскому подростку видеть не полагалось. Тави почувствовал, что краснеет, и прикрыл глаза рукой, притворяясь, будто от солнца.

Один из стоявших неподалеку молодых воинов вполголоса заметил что-то, и окружающие откликнулись на это все тем же похожим на кашель смехом. Тави почувствовал, что краснеет еще сильнее, и покосился на Линялого. Раб стоял рядом с ним, и лицо его не выражало ровным счетом ничего, а взгляд блуждал где-то вдалеке, но он положил руку Тави на плечо и сжал, словно успокаивая себя тем, что его спутник рядом.