Книга Могила Ленина. Последние дни советской империи - Дэвид Ремник

Как по волшебству, вдруг подкатила, сверкая фарами, милицейская машина. Два милиционера в форме сообщили мне и моему другу, русскому фотографу Эдику Гладкову, что мы находимся в “запретной зоне”, и предложили “проехать” с ними. В милицейском участке нас допрашивали двое офицеров милиции и еще какое-то официальное лицо, блондин, явно из КГБ. Я, как дурак, сказал кагэбэшнику, что он может позвонить в Ашхабад и убедиться, что у меня есть разрешение на поездку в Бехерден. Он позвонил. Разумеется, тот же чиновник, что выписал мне разрешение, сказал, что никакого разрешения не было и он вообще не припоминает, чтобы встречался со мной. Эдик показал на настенный плакат: портрет Ленина с подписью “Социализм — это учет и контроль”. Через несколько часов мы ехали обратно в Ашхабад, на сей раз в сопровождении милиции.

В Туркмении я встретил одного храброго человека. Его звали Ак-Мухаммед Вельсапар. Это был молодой писатель, выросший в городе Мары, к востоку от Ашхабада; у него было семеро братьев и сестер. По его словам, пока он не стал взрослым и не побывал в относительно богатой Москве, он и понятия не имел, что рос в нищете. “Так думают почти все туркмены: хлеб есть, чай есть, крыша над головой есть, сами живы — значит, мы не бедные, — объяснял он мне. — Этим людям не с чем сравнивать. В республике выходят 73 газеты, и ни одна из них не свободна”.

В 1989 году Вельсапар вместе с еще несколькими сотнями ашхабадских писателей, журналистов и рабочих основал группу в поддержку демократии “Агзыбирлык”. Их целью было принести в Туркменистан гласность и подтолкнуть власть и общество к радикальным экономическим преобразованиям, чтобы разорвать (по выражению одного из членов группы) “порочный круг нищеты и колониального использования наших ресурсов”. Активисты “Агзыбирлыка” встретились с лидерами прибалтийских националистов, чтобы в спешном порядке набраться опыта по организации массового движения. Они считали, что в разрушении Средней Азии повинны не прекращавшиеся десятки лет запросы на поставку хлопка: московские экономисты и среднеазиатские царьки были в ответе за все беды региона, от высокой младенческой смертности до обмеления Аральского моря. Российские императоры не доходили до такой жестокости. Было очевидно, что “Агзыбирлыку” не под силу бороться с туркменским партийным боссом Сапармуратом Ниязовым[79] и его отлично отлаженным чиновничьим аппаратом. По словам Вельсапара, его часто вызывали на допросы. “Они прямо в глаза говорили, что прослушивают мои телефонные разговоры, а потом предъявляли какое-нибудь дикое обвинение”.

Впрочем, Вельсапар доставил партии кое-какие неприятности. Его оружием стала небольшая статья в “Московских новостях”, начинавшаяся словами: “В это трудно поверить, но в наши дни большинство туркменских детей постоянно недоедают”. В статье всего лишь описывалась проблема младенческой смертности, но для туркменских властей это был плевок в лицо. Не столько потому, что статья проливала свет на ужасную проблему — об этом писали и в других местных газетах, — сколько потому, что публикация вышла не в Туркменистане, а в газете, которую читала либеральная интеллигенция и сам Горбачев.

“Это был поклеп на всех нас! — выкрикивала в разговоре со мной Гераль Курбанова, вице-президент республиканского Детского фонда. — У нас никто не голодает! Туркмены любят поесть! Какие бедняки?! Да у них полно денег, у каждого машина, две машины! Если бы они хотели, то покупали бы нормальную еду, а они вместо этого покупают ковры и дорогую одежду”. Товарищ Курбанова выступала в духе американских демагогов, обличающих “королей велфера” — людей, якобы покупающих “кадиллаки” на продуктовые талоны.

Скандал вокруг статьи Вельсапара усугубила прилагавшаяся к ней фотография истощенного двухлетнего мальчика Гуйчгелди Саитмурадова. Фотография была чудовищная, напоминавшая о самом страшном африканском голоде: отчаянный взгляд запавших глаз, скелет, в котором едва теплится жизнь. Судьба этого ребенка подтверждена несколькими источниками: он несколько раз попадал в больницу, ближайшую к ташаузскому колхозу, где работали его родители, и в 1988 году умер. До этого в регион приезжал врач и старший научный сотрудник Института охраны здоровья матери и ребенка Хуммет Аннаев. Он докладывал о том, что на протяжении десяти лет здесь ощущается нехватка мяса, масла, кур; слишком активно используются пестициды и дефолианты; нет качественного медицинского обслуживания. Увидев в больнице Гуйчгелди, Аннаев попросил кого-то его сфотографировать. Этот снимок в конце концов и попал в “Московские новости”.

“Все это фантазии”, — отреагировал заместитель министра здравоохранения республики Дмитрий Тесслер. Вельсапара он назвал авантюристом, а об Аннаеве сказал, что он “ничего не смыслит” в ситуации. В туркменских газетах статья Вельсапара не вышла, зато были опубликованы опровержения и разоблачения — каждое в три раза длиннее самой статьи.

После случая в Бехердене Министерство иностранных дел республики пожелало показать мне, как выглядит “типовой” туркменский колхоз. Меня отправили в колхоз под названием “Советский Туркменистан”, который находился совсем рядом с Ашхабадом. Председатель колхоза напомнил мне Берла Айвза в роли Большого Па из “Кошки на раскаленной крыше”. Дородный, одетый в новенький костюм и панаму, Муратберды Сопиев был одним из самых могущественных людей в республике. 30 лет подряд его “избирали” председателем “Советского Туркменистана”. “У нас в колхозе демократия, — рассказывал он мне. — Каждый раз я говорю людям, что они могут выдвинуть другого кандидата. А они: «О нет! Никогда! Зачем?!» Вот так”.

По словам Сопиева, уровень младенческой смертности в колхозе был не таким уж вопиющим — 45 случаев на 1000 рождений. Но это все равно было в два раза больше, чем в Вашингтоне. Как и прочие туркменские лидеры, Сопиев считал, что “победа коммунизма” выведет народ из нищеты.

“Мы должны и дальше выполнять, даже перевыполнять пятилетние планы, — сказал он. — Частная собственность нам не нужна. Это принесет только эксплуатацию. Это никому не нужно. Мы знаем, что в капиталистических странах есть очень, очень бедные люди. У нас такого нет. Мы предоставляем людям бесплатные квартиры, газ, образование, медицинскую помощь. Нам не нужна и многопартийная система. Нам не нужен хаос, который она с собой принесет. Нам нужна Коммунистическая партия, и мы будем следовать ее линии. Вот единственный путь к процветанию”.

С этими словами Сопиев сел в машину с шофером и отбыл в Ашхабад, в министерство, за новой порцией инструкций из Москвы.

Cпасская

В разгар посевного сезона мы с Эдиком Гладковым побывали в деревнях Вологодской области, на Русском Севере. Был полдень, светило солнце, погода стояла чудесная, и мы проезжали поле за полем, и все они были пустыми, никто их не вспахивал, никто не засевал. Там и сям торчали под разными углами тракторы и грузовики, завязшие в грязи. Мы остановились у ворот одного из главных совхозов области — “Пригородного”, специализировавшегося на выращивании овощей и разведении скота.