Книга Кавалер умученных Жизелей - Павел Козлов

– Да, я буду пробовать. И, что сказать, мне ясно. Но, может быть, это вовсе и не Алик?

– Человек невиновен, пока не доказана вина. Всему на свете может найтись объяснение. Причем, порой, самое невероятное. Раузен у нас только третий кандидат. И, пока, не окончательный.

– Художника я помню. Ах, да. Сначала был Максим.

– Может быть и этот лопнет, как мыльный пузырь. Остается гадать, сколько будет Разин вне зоны досягаемости.

– Алик увертлив, его трудно в сети поймать.

– Вот ты и шутишь, девочка. Унывать не надо.

* * *

Следующий день добавил «кандидату» загадочности. Петр Михайлович просил о переносе встречи, ссылаясь на нездоровье. Но Гущин убедил, и получил приглашение подъехать к трем.

Ромин и впрямь недомогал. Полулежал на диване, тяжело дышал. Гущин сразу попросил его познакомиться с фотографиями.

– Клавдия Ивановна, иди-ка сюда, – позвал Ромин, вглядываясь в американца. – Смотри-ка, как вырос, здоровый мужик. – И передавая фото Клавдии, следователю ответил. – Это Олег. Игоря Разина младший брат.

И Клавдия, как бы, обрадовалась: – Точно, Олег. То-то я думала, что знакомый. И на Игоря похож, и на себя. Да только, сколько лет минуло, с тех пор, как виделись. – И она достала альбомы.

– Вот. Он часто с Игорем приезжал. – Протянула Гущину отобранные фото. – Когда по делу, когда – просто. Максим с Игорем совещались. А Олег язык учил. В Америку собирался.

Действительно, сомнений и быть не могло, что молодой человек из Роминского альбома и американец – одно лицо. Фотографий Внуковского периода обнаружилось немало. И на природе, и за столом, и несколько персональных.

– Игорь – это компаньон, который погиб? – спросил Гущин.

– Да. Он пьяный, за рулем, разбился насмерть. В Америке. Жалко, неплохой он был. И с Максимом дружили. Что его так заклинило? – Петр Михайлович заметно возвращался к собственному горю. – А вот Максим, под колесами. Какая-то сволочь. Никаких не нашли свидетелей?

– Нет, пока, господин Ромин. Работаем. А у Игоря этого, какие родственники в Москве имеются?

Петр Михайлович закрыл глаза, откинулся на подушки. Клавдия Ивановна ответила: «Нет никого. Родители в самолете разбились, когда из Адлера вылетали. Билеты удалось купить за два часа до вылета. Все говорили – повезло. Самолет взлетел, и в море рухнул. Прямо у Олега на глазах, он на пляже загорал. Поэтому в Америку и уехал, к сестре». И, знаками, поспешила Гущина спровадить.

– Вы видите, Петр Михайлович совсем плох. Опять скорую вызывали. Хотели в больницу забрать, да он отказался категорически. А тут – девять дней. Сорок. А пить ему нельзя. Вы бы хоть надежду дали в расследовании. Его бы утешило.

– Мы работаем. И неустанно. И скажем, как что будет. Фотографии я заберу, у нас вопросы кой-какие.

– Да, а зачем вам Олег Разин понадобился? Как он там, приезжает, что ли?

– Нет, это по другому делу вопрос возник. Спасибо, что выяснить помогли.

Клавдия стояла в дверях, пока Гущин двигался к машине. И только, когда машина отъехала, плотно закрыла дверь и заперла на все замки.

* * *

Тина уезжала в Барселону. Марина предлагала повидаться с друзьями и встретить Новый год в Москве, но уговоры не действовали.

– С Еленой я простилась. С тобой я повидалась. А с мамой у нас неразрывная связь. И звоню я ей, бывает, по два раза на день. Лучше я к ним на Кавказ весной приеду. Оторву папу от звезд.

– Нет, Тина. От такого свидания у меня только боль расставания усилилась. Без тебя мне Москва пустая. Ну, не пустая. А не полная.

Тина подарила подруге афишу своего сольного концерта. Прекрасная, манящая, завораживающая «VALENTINA VERBINA» приглашала на вечер «RUSSIAN FOLK DANCE».

– Провожать меня не надо, а увидимся мы скоро. У тебя ведь контракт не кончается?

– Еще полтора года. Летом отпуск.

– Так я к тебе в Нью-Йорк приеду. Приглашают на Брайтон с концертами, да я не хочу. Импресарио много разных. Организует кто-нибудь нормальные гастроли.

* * *

– Я через неделю поеду. С папой вчера договорились. – Мать с дочерью праздновали последний в году вечер живого общения. Анна Андреевна, на историческом диване, и, такая взрослая, Валентина Вербина, на кресле, в любимой гостиной.

– Вот и съездила. Предчувствие снарядило меня в дорогу.

– А меня опустошенность отсюда гонит. – Тина зажмурила глаза, откинула голову на спинку кресла. – Такая уж я в жизни состоялась.

– Да, Тиночка. – Анна Андреевна смотрела и с любовью, и с печалью. – Но у тебя есть творчество. Ты заряжаешь, заражаешь, гипнотизируешь своими танцами. Чтоб заряжать энергией, ей надо обладать. В тебе глубинная, языческая природа накопления силы.

– Эх, мамочка, тебе бы дочку-паиньку. Или нормальную, чтоб внуков полный дом. А я стараюсь и не думать. И то спасибо, что не кидаюсь под кого попало.

– Что ты на себя наговариваешь? Так заложено природой, что женщина должна желать мужчин. А в тебе все желания бурлят с особой силой. Так костер жаждет дров, чтоб поддерживать пламя. В тебе горит магический огонь, отсюда зажигательность на сцене.

– И тьма любовников – им имя легион.

– И соблюдение приличий, и строгий неприступный вид.

А на прощание расцеловались, и прозвучали обещания.

– Я к вам весной приеду в горы.

– Да, Тина. Нужно чаще видеться.

* * *

Старики Ромины, да и Марина, подтвердили, что у Разина есть сестра в Нью-Йорке. Выяснилось, что проживает в Бруклине. Вероятность, что Олег ее посетит, велика. Он и жил, вроде, с ними. Во всяком случае, изначально.

В командировку снарядили капитана Андрея Нечесова, Гущин рекомендовал. Выбор был обоснованный. Сотрудник деловой и сообразительный. Знал английский.

Вера Гордиенко торопилась домой. Лететь в Денвер с пересадкой в Нью-Йорке – одна из возможностей. Прямого рейса из Москвы не существовало, слишком долгий перелет. Гущин приехал с Верой говорить.

Гордиенко притягивала и вызывала доверие чрезвычайной открытостью и простотой, идущей от чистоты сердца и мыслей. Вера, хотя давно жила в Штатах, сохранила совершенно русский тип красоты, мягкость линий, плавность речи. Уехала она из России с американским французом в третьем поколении. Случилась страстная любовь. Их дети – уже тинэйджеры, погодки, мальчик и девочка, – обожали русскую маму. Хотя разговаривали с ней по-английски. Муж души не чаял.

Поэтому просьбу остановиться в Нью-Йорке и побеседовать с Ольгой Разиной Гордиенко сразу объявила невыполнимой – ее ждали домой на Новый год. И Гущин употребил все красноречие, а, главное, объяснил, почему так необходимо, чтобы именно подруга Роминых принесла известие о гибели Максима.