Книга Будьте здоровы и держите себя в руках - Андрей Бильжо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом длинном предложении у Гоголя проскальзывают слова “с комиссаровой брички”. Надо сказать, что в “Вечерах на хуторе близ Диканьки” слово “комиссар” очень распространено. Комиссар в дореформенной России – звание официального лица, ответственного за набор рекрутов, полицейский надзор, пути сообщения и снабжение.
Вот что у Гоголя про комиссара: “Что его дядя был когда-то комиссаром, так и нос несет вверх. Да будто комиссар такой же чин, что выше нет его на свете? Слава Богу, есть и больше комиссара. Нет, не люблю я этой знати”.
Я попробовал заменить слово “комиссар” на слово “депутат”. Забавно получилось…
Ну а “не положено” – эта известная формула еще со времен Советского Союза. Кажется, эта формула вернулась.
“Туда не положено” – “А почему?” – “Не положено!” – “Ну, объясните, почему не положено?” – “Я же вам сказал, не положено!” Этот диалог может длиться до бесконечности. Нет вопроса, на который страж порядка не мог бы ответить: “Не положено!”
Не положено – и все тут!
Долетался, ангел мой!..
Будьте здоровы и держите себя в руках.
В старших классах русский язык и литературу нам преподавала студентка 4-го курса Педагогического института и выпускница нашей школы. Старше нас она была всего на четыре года. Наши учителя, которые учили и ее, когда она была школьницей, звали молодого преподавателя “Катя”. Катя, а не Екатерина Алексеевна, звали ее и мы. За глаза, конечно. Катя очень любила свой предмет. И преподавала литературу неформально. Больше того, она сильно отходила от школьной программы и часто попросту нарушала ее.
Благодаря Кате мы познакомились с поэзией Серебряного века. Услышали имена Игоря Северянина, Осипа Мандельштама, Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Велимира Хлебникова и многих других.
Катя много рассказывала нам о Маяковском, который, в отличие от вышеперечисленных поэтов, в школьной программе был. Благодаря нашей молодой учительнице мы Маяковского полюбили. Для нас он не был “агитатором, горланом – главарем”, а был большим, красивым, легкоранимым, трогательным, безответно влюбляющимся, искренним человеком.
В классе вслух мы много читали его ранние, лирические стихи и поэмы.
Вслух с листа я читал, да и сейчас читаю хорошо. Это без ложной скромности. На школьных конкурсах чтецов я неизменно занимал первые места. Именно поэтому в классе вслух прочесть то или иное стихотворение Катя просила именно меня.
И вот она просит меня прочесть стихотворение Маяковского “Вам!”, которое, конечно же, читали многие старшеклассники вне школьной программы просто по причине того, что в этом стихотворении в предпоследней строчке последнего четверостишья было пропущено ненормативное слово, вместо которого стояли точки.
Именно такие стихи и такие тексты привлекали, я думаю, и привлекают внимание детей в переходном возрасте. Ничего удивительного – запретный плод сладок.
У незабвенного Венички Ерофеева в поэме “Москва – Петушки” пропущена одна глава. В предуведомлении автор пишет, что, мол, в этой главе было много ненормативной лексики и он об этом честно предупреждал. Однако выяснилось, что барышни читают исключительно эту главу. Поэтому Венедикт Ерофеев решил эту главу выбросить из поэмы вовсе.
Ну, так вот, я начал читать стихотворение Маяковского “Вам!” вслух. При полном классе в присутствии преподавателя русского языка и литературы.
Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?
В классе, что называется, повисла напряженная тишина. Все затаили дыхание. Все склонились над текстом. Все ждали, как я буду выходить из сложившейся ситуации. Девочки и мальчики – все ждали.
А я продолжал читать:
Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие нажраться лучше как, –
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?..
Я надеялся, что Катя прервет меня. Скажет, что, мол, все. Достаточно. Но она молчала. Внимательно слушала. Как и весь класс.
Если он, приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!
Я видел периферическим зрением, что пропущенное слово – пробел, заполненный точками, – все ближе и ближе. Я читал и думал, как быть. Ведь Маяковский хотел написать именно это слово. Если бы он хотел его, это слово, заменить другим, он его заменил бы. А я? Имею ли я право его, это слово, заменить? Да и каким словом? Как его подобрать? Ведь нарушится настроение, резкость текста, его эмоциональность. А если я сделаю паузу, то нарушится ритм стихотворения.
Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Вот она, эта строчка. Вот она. И я на той же громкости и с той же скоростью, не сбиваясь и не проглатывая слова, и не пропуская это слово, его прочел.
Я лучше в баре б… буду
подавать ананасную воду!
Класс выдохнул воздух разом. Все одновременно. Не было ни одного неуместного нервного смешка. Ни одной реплики. А я ощутил какое-то невероятное чувство внутренней свободы. Может быть, с тех пор меня так коробит ханжество, вранье и пафос.
Стихотворение Маяковского “Разговор с товарищем Лениным” я читал в школе на конкурсе чтецов, на котором и получил первое место. Мне хотелось прочесть совсем другое стихотворение. Ну например, кусок из поэмы “Флейта-позвоночник” или “Облако в штанах”.
Но это был конец 60-х – от Ленина деваться было абсолютно некуда.
Ну, будьте здоровы и держите себя в руках.
Я очень люблю этот персонаж. Но исключительно в черно-белом варианте. Для меня “Семнадцать мгновений весны” – это абсолютно успокаивающее лекарство. Когда хочется отвлечься от дурных мыслей или поднять себе настроение, я ставлю этот фильм. Неважно, с какого места. Потому как все места уже давно известны наизусть.
Но есть, конечно, любимые. Я люблю диалоги Штирлица с Мюллером. Я люблю встречу Штирлица с женой в кафе. И очень люблю отмечание Штирлицем Дня Советской армии.
С каждым годом этот фильм становится лучше. Он приближается к моей любимой черте – границе между юмором, абсурдом и реальностью.
Вот написал этот текст, и желание увидеть Штирлица вновь настолько сильное, что я иду на него смотреть.
А вы будьте здоровы и держите себя в руках.
Это моя интерпретация портрета Федора Ивановича Шаляпина кисти Бориса Михайловича Кустодиева – одного из моих любимых художников.
