Книга Белый лебедь - Линда Френсис Ли

Грейсон медленно подошел к нему.

— Не думай, что я не знаю, где была твоя мать. И не думай, что я не знаю, где был ты. Я не дурак. Хотя ей и хочется сделать из меня дурака. Чем она и занималась все эти годы. А теперь еще вот это! — проревел он, размахивая листом бумаги, на котором было что-то написано.

И тут Грейсон увидел, что папка с материалами, принесенная Лукасом, где во всех подробностях рассказывалось о выступлениях Софи, лежит на столе открытая. Судя по виду его отца, все было еще хуже, чем он предполагал.

Твердым шагом он подошел к отцу и, стараясь придать своему голосу спокойное, бесстрастное звучание, совершенно не соответствующее его действительному состоянию, произнес:

— Я и не знал, что у вас есть обыкновение рыться в чужих бумагах.

— Я это делаю, когда бумаги смотрят прямо на меня. Кто бы этого не сделал? Черт бы тебя побрал! Почему ты не сказал мне, на какой женщине ты хочешь жениться?

Грейсон не стал говорить отцу, что помолвка разорвана.

— Позвольте мне посмотреть документы. — Но Брэдфорд его не слушал. Его внимание привлек шум за дверью, и он устремил взгляд туда.

— А, та самая, о ком идет речь, — проговорил он с жутким спокойствием. — Скажите ему, Софи. Скажите ему, как вы играете на этом вашем инструменте.

Грейсон повернулся к ней. Первое, что он увидел, были ее глаза, большие, карие, с зелеными крапинками. Он и раньше видел в них мрак — еще до того, как овладел ее телом. Вид у нее был соблазнительный и неукротимый. И вызывающий.

Она перевела взгляд с Брэдфорда на папку и мельком взглянула на лист бумаги в его руке.

— Полагаю, в этих бумагах обо мне сказано все. — Наконец она посмотрела на Грейсона. — Вы велели навести справки обо мне?

— Да, черт возьми, он велел! — проревел Брэдфорд. — И в результате выяснилось, что вы скандальная и…

— Отец!

Это слово громом отдалось в комнате. Мужчины смотрели друг на друга. Наконец Грейсон повернулся к Софи:

— Я хочу услышать это от вас.

Она мятежно вздернула подбородок. А может быть, она просто отбросила последние остатки надежды.

— Услышать — что? — осведомилась она. — Вы хотите узнать, что у моих платьев чересчур низкий вырез, что заставляет всех мужчин в зале вожделеть меня?

Лицо его словно окаменело, взгляд стал жестким и непокорным.

— Или вы хотите узнать, какие вещи я исполняю? Возбуждающие пьесы, которые не имеют почти никакого отношения к искусству, зато с успехом пробуждают похоть у моих поклонников. Я имею в виду мужчин, конечно. Вот почему они толпятся за кулисами. Шлют мне подарки, цветы, конфеты. Приглашают меня к себе в постель.

В голове у Грейсона мысли неслись галопом.

— Или вы хотите, чтобы я рассказала вам, как я помещаю виолончель между ног, нежно, точно любовника?

Брэдфорд издал какой-то сдавленный звук, но взгляд Грейсона не дрогнул. А Софи и не подумала отступать.

— Хотите услышать еще? — поинтересовалась она.

— Картина мне ясна.

— Вы уверены? Не хотите ли спросить, получаю ли я от этого удовольствие?

— И как же? — Глаза ее вспыхнули.

— Каждое мгновение! — с восторгом вскричала она.

Он должен был это знать. Он должен был это понять. Он же видел, как она играет, когда не знает, что он на нее смотрит. Он испытывал страсть и желание, глядя, как она ласкает — именно ласкает — виолончель, проводя смычком по струнам.

— Ты ничего не можешь сделать как следует! — рявкнул Брэдфорд. — Даже найти себе приличную жену.

Что-то щелкнуло внутри у Грейсона. Долгие годы, когда он старался изо всех сил угодить этому человеку, разом взорвались в нем.

Круто повернувшись, он встретился взглядом с отцом.

— Чего вы хотите от меня? Скажите мне раз и навсегда!

— Я хочу, чтобы ты наконец стал моим сыном! — Он даже не услышал, как Софи вздохнула.

— Не смотри на меня так! — прошипел Брэдфорд. — Ты каждый день доказываешь мне, что в тебе нет ни капли моей крови.

Слова Брэдфорда пронеслись по комнате, в глазах бушевало пламя. Грейсон стоял как каменный, стараясь осознать эти слова, стараясь понять то, что его ум отказывался понимать.

— Ты бастард и доказываешь это каждым своим поступком! И ты уже наверняка знаешь об этом. Разве ты не ходил в гостиницу и не встретился там со своим дорогим папочкой?

И внезапно с уверенностью, от которой он чуть не задохнулся, Грейсон все понял.

Он незаконный ребенок. Бастард.

И он вспомнил того человека. Высокого и широкоплечего. Совсем как он. Но ведь он похож и на Брэдфорда Хоторна. Тогда он вспомнил его глаза. Темные, как у него. Совсем не похожие на синие глаза Хоторна.

Он незаконный. И вместе с этим словом пришло понимание, которое в самой глубине души он ощущал всегда.

— Ты ничего не стоишь! — бушевал Брэдфорд, стуча кулаком по столу. — Я вырастил тебя как своего сына, как своего наследника! — ревел он. — А что я получил взамен? Ничего! Ну так позволь же сказать тебе, что ты так же ничего не стоишь, как этот бесполезный Ричард Смизи, который затащил в постель твою мать много лет назад. Она была моей, черт тебя побери! И ты должен был быть моим!

Как же он не додумался сложить все вместе? Натянутые отношения между родителями. Презрение, которое испытывал к нему Брэдфорд. Внезапно пришло озарение, почему он стоит в стороне от жизни, почему так старается быть безукоризненным.

Потому что он отнюдь не безукоризнен.

— А теперь ты спокойно смотришь на то, как женщина, которая скоро будет носить имя Хоторн, собирается скандализировать Бостон концертом, который не годится даже для шутовского представления, а уж тем более для престижной публики концертного зала. Она не лучше тебя!

Обличительные речи Брэдфорда Грейсон слушал молча, но на это он прореагировал.

— Вы не скажете о Софи больше ни одного слова, — процедил он. От более решительных действий его удерживали только какие-то невидимые узы, пока еще связывающие его с человеком, которого он привык считать своим отцом.

— Я скажу все, что пожелаю, и бастард ты или нет, ты носишь имя Хоторн. И будет лучше, если ты не позволишь состояться этому концерту. Иначе ты пожалеешь о том дне, когда появился на свет.

Брэдфорд повернулся и бросился вон из комнаты, чуть не сбив Софи с ног.

Господи, как же получилось, что она ничего не поняла? Софи повернулась к Грейсону. Она не знала, что хотела увидеть. Может быть, слезы в его глазах?

Сердце ее разрывалось на части из-за человека, который воспитал в себе силу и несгибаемость, пытаясь скрыть свою слабость — любовь к тому, кто не желал отвечать ему взаимностью. И теперь она знала причину.